Элохим

Во сне взгляд Анны был скорее гневный, чем укоризненный. Они вчетвером – Анна, Ольга, Ирод и он – сидели за столом в большой гостиной комнате у них дома. Ирод сказал Анне: «Оставь его, он тебя не достоин, он не царь, я царь, поживем втроем». Она, точно так же, как у отца, резко встала и, устремив на него гневный взгляд, вышла. Как только дверь захлопнулась за ней, Элохим вскочил на ноги и, схватив меч обеими руками, с размаху рассек Ироду череп пополам. Хлынула кровь и начала заполнять комнату. Он схватил Ольгу за руку, и они выбежали оттуда.

В одно мгновение весь сон возник перед его глазами. Именно такого действия от него ожидала Анна вчера у отца. А он не оправдал ее ожидания. Ему было стыдно перед Анной. Он испытывал тот же стыд, который охватил его в день Хануки после выходки Рубена.

Как ему теперь хотелось, чтобы время вернулось к тому мигу, когда Анна резко встала и бросила на него свой роковой взгляд. Теперь он был уверен, что не разочаровал бы ее и поступил бы именно так, как во сне, даже несмотря на присутствие больного рабби. Но момент был упущен и его уже не вернешь. Почему он упустил его? Почему он не среагировал так же молниеносно как во сне? Почему только теперь, когда уже поздно, слишком поздно, он задним умом понял, как надо было действовать!?

Стыд перед Анной перерос в самоистязание. Поразительный контраст с его душевными терзаниями составлял покой холмов, расположенных по обе стороны дороги. Его внимание отвлек подросток лет тринадцати, который пас всего двух овец и одного ягненка недалеко от дороги на склоне холма. Маленький пастух со своим маленьким стадом. Он вспомнил себя подростком. Как раз в этом возрасте, когда ему исполнилось тринадцать лет, он впервые испытал вкус пастушеской жизни. Вспомнил слова своего отца в тот день: «Наши предки от Авраама до Давида были пастухами. Я также пастушничал всю свою жизнь. Это великое искусство. Теперь ты подрос. Иди завтра с пастухами и научись быть пастухом».

Воспоминание об отце и спокойствие окружающей природы вернули ему душевное равновесие. Но мир не изменился. Он был таким же, каким был вчера, позавчера и сто лет назад. Все в нем шло своим чередом, безучастно к тому, что творилось в его душе.

Мысли Элохима перешли от Анны к Ольге. Анна была права. Он влюбился в нее. Так же сильно, как когда-то в дочь вифлеемского раббина.

Раньше ему казалось, что он однолюб. Первая любовь оказалась скоротечной, а способность любить, любить всем своим существом, осталась на всю жизнь. И Анна была до сих пор его единственной любовью.

Еще позавчера он не мог представить себе, что способен полюбить еще кого-то. Он разделял прото-каббалисткое учение о половинках и поисках душевной целостности. Человек – это соединение двух половинок: мужчины и женщины. У каждого есть своя половинка. И жизнь есть поиск своей половинки.

Редко кому удается ее найти. Ему повезло. Он нашел свою половинку в Анне. Быть может, потому ему и импонировала эта теория, хотя он и был знаком с высказыванием Г.П.: «Все это чушь. На самом деле все по-разному у разных людей. У любви нет пределов. Можно любить разных в разное время, а можно и одновременно. И в том нет ничего зазорного».

Странно, но теперь Элохим тоже не видел ничего плохого или постыдного в том, что любит одновременно и Анну, и Ольгу. А Анна, сама Анна, когда говорила об Ольге, говорила с любовью, и он не почувствовал в ее словах никакого соперничества, никакой ревности к ней. Наоборот, словно она действительно будет рада, если он переспит с Ольгой. И Анна не могла не осознавать всей опасности, сопряженной с ее просьбой. Значит, это была не простая прихоть озлобленной жены.

Быть может, ему суждено было вчера встретиться с Ольгой. Быть может, встреча с ней была предопределена Предсказанием. Быть может, Анна родит дочь, а сына ему родит другая женщина. Быть может, Ольга и есть та таинственная женщина, о которой говорил вчера рабби. Простое ли это совпадение?

Внезапно просьба Анны предстала перед ним в ином свете. Теперь она выглядела не как месть Ироду и обида на Элохима, а как повелительный вызов судьбы. Стало интересно жить.

49

Элохим увидел Эл-Иафафа еще издалека. Он сидел высоко на вершине холма, согнув одно колено и облокотившись на бок. Обычно так сидел когда-то его отец, Эл-Ифалеф, главный пастух у отца Элохима и его первый наставник в пастушестве. Элохиму на миг даже почудилось, что это не Эл-Иафаф, а Эл-Ифалеф сидит на холме, настолько сын и отец были похожи друг на друга.

Они были прямыми потомками Эл-Иава, старшего брата Давида и подобно своим предкам пасли стада и вели все хозяйство у сынов Давидовых, как их самые доверенные люди. При этом относились они к потомкам Давида строго, но с любовью, как обычно относятся старшие братья к младшим. Так относился Эл-Ифалеф к отцу Элохима и Эл-Иафаф в свою очередь к самому Элохиму.

Эл-Иафаф встретил его радушно, обнял и посадил рядом.

– Как Анна? Давно не видел ее.

– Хорошо. Как твои поживают?