– В красивом мире.
Детская непосредственность, с которой Ольга ответила на дилемму Г.П., развеяла у всех грустное настроение. Все улыбнулись. А сама Ольга растерялась, потом тоже улыбнулась, несколько виновато, и опустила глаза. Соломпсио уловила, что ей неловко приковывать к себе взоры.
– Учитель, пойдемте! – весело сказала она. – Я вроде бы нашла новое объяснение черноты негров. Совершенно случайно. Пойдемте, расскажу.
– Любопытно, – сказал Г.П.
– Я тоже хочу услышать, – напросился Дворцовый Шут и прежде чем отойти прошептал Элохиму. – А все-таки Он мог бы устроить мир лучше.
– Ну что ж, тогда увидимся позже, – сказал Г.П. царю.
– Да, да. Не прощаемся, – ответил царь, не отрывая глаз от Соломпсио. – Мы тоже скоро придем. Увидимся за столом.
– Пойдем, Лоло! – позвала Соломпсио.
Ольга украдкой, устремив тоскливый взгляд на Элохима, ушла вместе с Соломпсио. Только теперь Элохим убедился, что Анна была права. Взгляд Ольги красноречиво говорил сам за себя. Она всерьез влюбилась в Элохима. «Увижу ли ее еще? Хоть бы удалось перемолвиться словечком», – думал он. Однако из раздумья его вывел голос царя.
– Элохим, хочешь увидеть самый крупный в мире бриллиант?
Царь имел в виду желтый бриллиант, который хранился у него в сокровищнице.
– Да, не прочь.
– Я решил отныне называть его Иродом бар Иродом. В честь виновника.
– Очень кстати, – сказал одобрительно Сарамалла.
Царская сокровищница, «Святая Святых моего Дворца», как называл ее царь, находилась недалеко от львиной ямы, в другом углу двора за Августовым домом. Редко кому царь показывал ее. Никому не дозволялось спускаться в ее подвальные помещения, которые были набиты до потолка слитками золота – золотым запасом царства. И лишь избранных царь приглашал на второй этаж, где в отдельной комнате хранился знаменитый бриллиант, предмет особой гордости царя.
Перед входом в сокровищницу стояла стража. С одной стороны, галл в черном с красной повязкой на лбу, а с другой – идумей в красном с черной повязкой на лбу. Тут же был и хранитель сокровищницы – единственный во Дворце иудей-стражник.
– Нельзя доверять свое богатство ни галлу, ни идумею без иудейского надзора, – признался царь Элохиму. – Только иудеи тебя не обворуют.
– Да, иудею можно доверить богатство, – подтвердил Сарамалла. – Вот на рынке идумейские лавочники на каждом шагу тебя обворовывают. Принимают тебя за идиота. Нагло обвешивают, обсчитывают по-мелкому. А иудеи никогда. Идумей попортит тебе кровь на целый день. Иудей наоборот, отпустит тебя довольным. Если и обманет он тебя, то только по-крупному и при этом ты еще почувствуешь себя счастливым. Оттого идумеи и не так богаты, как иудейские или армянские купцы.
– Да, Сарамалла, объе*ывать по-мелкому у нас в крови, – согласился с наигранной досадой царь.
Иудей-стражник открыл им двери сокровищницы.
– Между прочим, нога ни одного чужеземца не переступала через этот порог. Если не считать, конечно, Черного Евнуха.
– А он почти уже свой. Не так ли? – спросил Сарамалла Черного Евнуха, на что тот утвердительно кивнул головой.
– Всегда правильно держать чужаков в неведении, – сказал Сарамалла. – Хорошо, если они думают, что у тебя меньше золота, чем есть на самом деле. А еще лучше, если думают, что больше.
– Только троим – мне, Птоломею и ему – известно, сколько тут золота, – сказал царь, указывая пальцем на иудея-стражника.
Иудей-стражник положил руку на сердце, почтительно поклонился и пропустил их вперед. Они прошли через комнаты, где хранились золотые изделия, ювелирные украшения царских жен и самого царя. В последней третьей комнате царь повел Элохима по винтовой лестнице на второй этаж. Сарамалла и Черный Евнух поднялись следом.
Элохим оказался в большой продолговатой комнате. Сразу же ему в глаза бросились две амфоры из чистого золота в человеческий рост, стоявшие посередине комнаты. На столе между ними на красных бархатных подушечках лежали корона, скипетр, жезл и золотая печатка царя. Вдоль стен стояли кушетки, обитые также красным бархатом.
– А где бриллиант? – спросил Элохим, осмотрев всю комнату.
– А, не догадаешься, – сказал игриво царь. – Спрятан в стене!
Стены были голые. Царь сел на одну из кушеток, топнул ногой и воскликнул:
– Откройся!
В стене над его головой сама собой открылась ниша, и в ней засверкал бриллиант, вращающийся на золотой подставке.
– Какая красота! – воскликнул в изумлении Черный Евнух. – А как он сам по себе крутится? А как дверца сама открылась?
– А-а-а! Это секрет, – ответил загадочно царь. – Знает только Симон, мой зодчий. Ну, Элохим, как тебе нравится мой камень?
– Нет слов, – ответил Элохим, – красивый. И, в самом деле, крупный.
– С кулак покойной царицы Мариамме. Даже больше. Как-то она взяла его в руку. Не поместился в ее ладони.
– Мы все умрем, но этот камень останется навсегда, – сказал философски Сарамалла.