Элохим

– Да, довольно жестоко, – заключил царь.

– Более жестоко другое, – сказал Г.П. – Смерть старого льва означает неизбежное убийство всех львят. Теперь настает пора новому льву вроде бы утверждать через потомство свою красоту и жестокость в этом мире.

У Ольги навернулись слезы на глаза.

– Как жалко маленьких беззащитных львят, – сказала Соломпсио. – А почему львицы их не защищают?

– Как раз после смерти старого льва львицы-то и встают на их защиту. Но лев сильнее. В конце концов ему удается загрызть львят.

– За слабость отца расплачиваются дети, – сказала Соломпсио. – Не очень-то справедливо.

– Многие львята и детеныши других хищников живут мало на этом свете, – заключил Г.П. – И, кажется, они рождаются только для того, чтобы познать его жестокость.

– Теперь мне ясно, – сказал Сарамалла, – почему хищников меньше, чем их жертв – зебр, буйволов и газелей. Я всегда поражался, что все эти жвачные звери тучами пасутся в саванне, рожая по одному детенышу, а львы, тигры, имея в каждом помете по пять-десять детенышей, многократно уступают им числом.

– Жвачные твари, – сказал Дворцовый Шут, – жуют траву, у которой нет ног, чтобы удрать от них. А львы добывают свою пищу с трудом. Причем их жертвы способны спасать себя. Кто из них заслуживает жизни больше хищники или жертвы? Львы или газели? По мне, львы!

– Трудно сказать, – не согласился Сарамалла.

– Я однажды видел, как львицы напали на огромного черного буйвола, – вспомнил царь. – В каком красивом прыжке они свалили его на землю и разодрали на части.

– Но иногда, – сказал Дворцовый Шут, – жертвы могут успешно защищаться. Помню, как однажды газель пропорола живот чите своими острыми рогами. Львы, читы, тигры – самые милосердные хищники. Они всегда стараются сперва перегрызть горло жертве и лишь затем раздирают ее на части.

– А дикие африканские собаки, наоборот, раздирают свою жертву на части живьем, – сказал Черный Евнух.

– Так вот, – продолжил Дворцовый Шут, – та чита также пыталась сперва перегрызть горло газели. Но возилась долго. То ли вцепилась не так, то ли беспокоилась о своих читятах, которые оказались под ногами газели. Между прочим, читы в отличие от львиц растят своих детенышей в одиночку. В какой-то миг газель отбросила назад одного читенка сильным ударом задних ног. Думаю, это и было причиной роковой ошибки читы. Она отпустила свою жертву, и та моментально поймала ее на свои острые рога и протащила по земле. Чита поднялась и отступила. Детеныши тут же прибежали к матери. А из ее раны в животе вываливались кишки. Она едва могла двигаться. Читята окружили ее, и все одновременно посмотрели на уходящую газель, как бы не веря своим глазам. Газель удалялась медленно с высоко поднятой головой, весело виляя хвостиком. Читята словно замерли на месте. Никогда в жизни я не видел ничего более грустного, чем вид этих пятерых красивых читят, окруживших в недоумении свою смертельно раненую мать. Всей душой я ощутил жестокость мироустройства. Смерть читы означала неминуемую гибель всех пятерых читят. Я понимал, что очень скоро их разорвут на части и сожрут живьем такие хищники, как гиены, шакалы, дикие собаки, а затем последние куски мяса с их костей выклюют коршуны, грифы, вороны и всякие прочие стервятники.

Все были поражены рассказом Дворцого Шута и грустно молчали. У Ольги полились слезы. Соломпсио нежно обняла ее и поцеловала в щечку. Увидев слезы Ольги, царь нарушил молчание.

– Ты что делаешь, халдей!? Тебе надо смешить людей, а не расстраивать!

– Тем более в такой день! – добавил Сарамалла.

Дворцовый Шут пропустил мимо ушей их замечания и обратился к Элохиму.

– Я до сих пор не могу уразуметь, Элохим, зачем Всевышнему понадобилась смерть невинных читят? Почему Он не устроил мир так, чтобы живым существам не приходилось уничтожать друг друга? Ведь мог бы Он устроить так, чтобы газели не трогали траву, а читы газелей. Чтобы все – и люди, и животные – питались одними камнями и землей. Мы же пьем воду и едим соль. С не меньшим успехом могли бы и грызть камни. Почему Бог не устроил мир так, чтобы волки и овцы жили мирно рядом, чтобы все любовались красотой травы, грациозным прыжком газели, стремительным бегом читы? Где же справедливость? Нет, Элохим, мир изначально устроен несправедливо.

– Возможно, самая большая справедливость состоит в том, чтобы в мире не было справедливости, – ответил Элохим. – Я не уверен, что, питаясь одними камнями, чита захотела бы вообще бежать, не то что бежать стремительно. И вряд ли смогла бы. Скорее всего, она лежала бы лениво на земле и челюстями молола бы камни. Точно также остальные живые существа. Перестали бы что-либо делать.

– К тому же, – вмешался Г.П., – если бы все – и звери, и люди – питались только землей и одними камнями, то в конце концов не осталось бы ни одного камня и ни клочка земли. Все было бы съедено и переварено. Земля превратилась бы в болото из дерьма. И мы вроде бы оказались в нем. Но тогда, спрашиваю я, что лучше, жить в жестоком, несправедливом, но красивом мире или в вонючем дерьме?

Неожиданно для всех ответила Ольга: