— Я вынужден завязать твою руку, Элси. — И он стал обматывать ее ручку, продолжая: — Тот, кто не умеет правильно пользоваться своими руками, должен быть лишен права употреблять их. Вот так, а теперь посмотрим, не поможет ли это уберечь тебя от проказ. Мне придется завязать тебе обе руки и ноги, если ты будешь продолжать проказничать. Иди в свою комнату и будь там до полдника.
Элси чувствовала себя глубоко и горько обиженной и униженной, но она повернулась и послушно выполнила приказание. Не нужно и говорить, что язвительное прищелкивание языком со стороны Артура и ухмылка на лице Анны добавили еще больше страданий ее и так израненному духу. Это легкое наказание было для нее гораздо больше, чем любая сильная порка для других детей. Даже только сознания того, что отец был ею недоволен, было достаточно, чтобы вызвать ужасные муки ее чувствительной души и любящего сердца.
Уолтер, который был более чутким, чем его брат и сестра, был тронут ее видом и побежал следом, чтобы утешить.
— Не переживай, Элси! Я очень сочувствую тебе и думаю, что ты ни на секундочку не была непослушной.
Она одарила его благодарным взглядом, но сквозь слезы не смогла улыбнуться и поспешила в свою комнату. В комнате она села на стул возле окна и, положив руки на подоконник, склонила на них голову. Слезы быстрым дождиком падали ей на колени, и она вполголоса бормотала:
— Ну почему я всегда такая непослушная? Всегда делаю что-то, что так огорчает моего дорогого папочку? Как бы я хотела быть хорошей и чтобы он любил меня! Я боюсь, что он никогда не сможет полюбить меня, если я буду огорчать его так часто.
Затем в искренней, неотступной молитве о помощи, о том, чтобы поступать правильно и как достичь отцовской любви, вознесла она свое маленькое сердечко к Тому, Чье ухо не отяжелело, чтобы слышать молитвы Своих страдающих детей. И так между рыданиями, причитаниями и молитвами прошел долгий час, и раздался звонок к столу.
Элси вскочила было, но села опять, предпочитая остаться лучше без ужина, чем показаться с опухшим от слез лицом и завязанной рукой.
Но в данном случае выбора у нее не было, так как появился слуга, посланный отцом, чтобы она немедленно явилась на ужин.
— Ты что, не слышала звонка? — спросил отец неприятным голосом, когда она робко подошла к своему месту.
— Слышала, сэр, — ответила Элси тихим, дрожащим голосом.
— Очень хорошо! Тогда ты должна запомнить, что всегда должна являться к столу в тот самый момент, как прозвенит звонок, разве только по этому поводу будут другие указания или ты будешь больна. В следующий раз, если ты опоздаешь, я отправлю тебя обратно вообще без ужина.
— Я не хочу ужинать, папа, — кротко сказала она.
— Прекрати, — грубо ответил отец — мне не нужны обида и надутые губы, ты должна съесть свой ужин и вести себя достойно. Сейчас же прекрати эти слезы! — процедил он пониженным голосом, намазывая кусочек хлеба вареньем и кладя ей на тарелку. — Я сейчас удалю тебя из-за стола, и ты об этом очень даже пожалеешь!
Некоторое время он пристально смотрел, как она безуспешно пыталась проглотить комок, стоящий в горле.
— А что это у тебя рука завязана? — спросил ее дедушка. — Ты что, ушиблась?
Личико Элси болезненно покраснело, но она ничего не ответила.
— Ты должна отвечать, когда тебя спрашивают, — сказал отец. — Сейчас же ответь на вопрос дедушки.
— Папа завязал ее, потому что я была непослушной, — ответила девочка, не сумев сдержать всхлипывания.
Отец сделал движение, как будто намереваясь вывести ее из-за стола.
— Ох, папа, не надо! — закричала она в ужасе. — Я буду хорошей!
— Тогда чтобы я больше не видел твоих слез, — сказал он. — Стыдно так вести себя девочке в восемь лет! Это было бы плохо даже для Анны!
Он вытащил носовой платок и вытер ей глаза.
— Теперь, — продолжал он, — сейчас же ешь свой ужин и не заставляй меня повторять тебе снова.
Элси старалась послушаться, но это было очень трудно, даже почти невозможно, и в то же время она сознавала, что отец наблюдает за ней.
Чувствуя, что все за столом также смотрят на нее, она думала: «Какая я противная девчонка! Ох, если бы только папа перестал смотреть на меня, и остальные бы забыли обо мне и занимались своим ужином, может быть, я бы смогла не плакать». Затем она вознесла безмолвную молитву о помощи, стараясь сдержать слезы и всхлипывания, которые буквально душили ее. Взяв свой кусочек хлеба, она попыталась есть.
Элси была очень благодарна своей тете Аделаиде, которая обратилась к ее отцу с вопросом, и этим отвлекла от нее его внимание, а затем искусно заняла его до тех пор, пока девочка смогла взять себя в руки, хотя и относительно.
— Можно мне теперь пойти в свою комнату, папа? — спросила Элси еле слышным голоском, когда они поднялись из-за стола.
— Нет, — ответил он, беря ее за руку и выводя на веранду, где сам сел в кресло-качалку и зажег сигарету. — Принеси мне ту книгу, что лежит под диваном, — приказал он.
Она принесла.
— Теперь, — продолжал он, — принеси стульчик и поставь его возле моих ног, я посмотрю, поможет ли это уберечь тебя от проделок хотя бы часа два.