Ельцин

К тому времени как Крючков сообщил о непокорности Ельцина своим соратникам по заговору, российский президент, обсудив с командой, стоит ли оставаться в Архангельском-2 или лучше поехать в столицу, остановился на втором варианте и около девяти часов выехал в направлении Белого дома. Покидая дачу, он надел пуленепробиваемый жилет. Наина Ельцина сказала, что толку от этого не будет, ведь голову он не защищает, «а главное — голова»[736]. Машина Ельцина и несколько автомобилей охраны проехали мимо солдат и танков. Телохранители под руководством Коржакова были вооружены, но получили приказ не открывать огонь, если машина президента не будет атакована. Ельцин не общался с семьей до 21 августа, когда он позвонил, чтобы поздравить дочь Елену с днем рождения.

Засев в Белом доме, Ельцин, его правительство и временный председатель парламента Руслан Хасбулатов потребовали освобождения Горбачева и занялись координацией сопротивления путчу и устроившей его хунте. Свои указы они распространяли по телефону, факсу и через зарубежные СМИ, поскольку советские были для них закрыты. Ельцин объявил, что, как Президент России, принимает командование над всеми военными и милицейскими частями, расположенными на территории РСФСР. В 12.30 он, в сером костюме и при галстуке, вышел на площадку перед Белым домом. Им двигало любопытство, и он отмахнулся от предостережения Геннадия Бурбулиса о том, что в кустах или на крышах могут быть снайперы. Несколько помощников подхватили Ельцина под руки и попытались остановить его. «Он был абсолютно бесстрашен — либо не сознавал опасности, либо просто думал, что все это несерьезно»[737].

Накрапывал небольшой дождь. Прямо к подножию лестницы подъехал огромный оливково-зеленый танк Т-72 № 110 из Таманской дивизии, построенный на Уралвагонзаводе в Нижнем Тагиле (Свердловская область). Ельцин медленно сошел по ступенькам, выхватил у одного из стоявших рядом людей маленький российский флаг и остановился прямо перед танком, намереваясь, по его словам, удержать его и еще три-четыре танка, которые ехали за ним, от дальнейшего продвижения. В течение нескольких секунд он смотрел прямо в дуло пушки, будучи, как он впоследствии рассказал мне в интервью, «уверен, что президента они не переедут». Когда 45 тонн металла со скрежетом остановились, ему пришло в голову залезть на корпус танка; он умел это делать, потому что в УПИ получил военную специальность танкиста, а во время работы в Свердловске курировал танкостроение и другие отрасли промышленности. Оказавшись наверху, Ельцин подошел к люку, пожал руки водителю и стрелку и продолжил импровизировать[738]. Возвышаясь на танке, символизировавшем советскую власть и то, что делалось от ее имени в 1956 году в Будапеште, в 1968 году в Праге и в 1979 году в Кабуле, он дважды сжал правый кулак и прочел свое обращение к гражданам, листок с которым захватил, выходя из здания. Громкоговорителя у него не было; свидетелями его выступления стали несколько тележурналистов и скудная аудитория, поначалу насчитывавшая человек пятьдесят, к моменту завершения речи — около 150, поскольку подошли любопытные прохожие и покупатели из соседних магазинов. Пока он говорил, на борт танка забрались Николай Воронцов (министр природопользования и охраны окружающей среды СССР), Александр Коржаков, Геннадий Бурбулис и другие сподвижники.

Само обращение, как и «секретный доклад» Ельцина 1987 года, не отличалось красноречием, это был плод коллективного труда вместе с Хасбулатовым и Силаевым. В нем провозглашалась ценность демократического осколка гибнущей советской цивилизации. Новое правительство России, говорилось в обращении, пыталось сохранить «единство Советского Союза, единство России» и не может принять незаконных и безнравственных действий ГКЧП, которые «возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества»[739]. Пользуясь выражением Анатолия Черняева, самый «музыкальный» момент Ельцина был связан не с тем, что он говорил, а с тем, как и где он это делал.