Елтышевы

— Сплю, значит, — страшно округляя глаза, будто это случилось только что, говорил Ванька, — ну, немного принял вечером... Сплю. И тут — бац — иду по нашему кладбищу, гляжу, а из Юркиной могилы ботинки торчат. Не ботинки, а эти...

— Кроссовки они называются, — подсказала вдова. — Запомнить пора бы.

— Ну, аха... И голос Юрки: “Вань, скажи Людке, чтоб переобула. Я эти кроссовки всегда ненавидел, носить отказывался, на хрена она меня в их похоронила?” Я во сне чуть в штаны не наклал. Просыпаюсь весь мокрый, лежу, в темноту пучусь. А сон такой, как на самом деле всё... До утра не уснул больше, а утром к Людке побежал, рассказал все.

— А на другую ночь, — подхватила вдова, — и мне то же самое. Только теперь я сама по кладбищу шла. И каждый раз, только усну, повторяется. Нет, я не свихнулась, — заметила взгляды Елтышевых, — нет. Это другое... Бывает ведь. И по телевизору про это сколько передач... Я кроссовки ему лет пять назад купила, в город ездила, там увидела на рынке. Цена маленькая, на вид — симпатичные, и купила. А он... Юрий — ни в какую. В чулан бросил: “Сыновья вырастут, пускай таскают”. И вот... Когда хоронили его, — в голосе послышались слезы, но вдова пересилила себя, не заплакала, — когда хоронили, я и решила надеть... Обуви никакой путной не было, а они новые, не ссохлись даже. А теперь... Он и на том свете теперь... Оттуда... — Все же заплакала, шепотом извиняясь, стала вытирать платком глаза, хлюпала, глотая слезы. — И мне покою не дает, с ума сводит.

— Так вот мы с Людкой посоветовались, — заговорил Ванька Калашов тихо, доверительно, — еще с людьми... Может, эту, эсгумацию провести? Ну, и переобуть. Как? Ведь делают, если надо. К управляющему ходили, он хмыкает только, отмахивается. Вот ему бы приснилось такое — я б посмотрел. Первым бы с лопатой побежал...

— Что вы посоветуете? — успокоившись, перебила вдова. — Вы все же люди знающие. Можно такое сделать? Он ведь меня доконает. Каждую ночь... А у меня ребятишки, кто за ними будет, когда я в дурдом... Ведь можно?

Отец, давя усмешку, пожал плечами:

— Теоретически — возможно. Но для эксгумации нужна более веская причина... Ну, чем сновидения.

— А сорок дней не прошло? — спросила мать. — Говорят, пока сорок дней не пройдет, покойник рядом с живыми.

— Да кого — сорок дней! — снова округлил глаза Ванька. — Три месяца уж доходит.

— М-да. — Отец поднялся, взял с печки сигарету, закурил. — Надо, как я понимаю, заявление писать. На имя... Наверное, в прокуратуру. — Артем видел, что отец советует наобум, сам не зная, как поступить в этом случае.

— Или лучше, — перебила, выручая, мать, — в церковь съездить. Поставить свечку.

Отец с готовностью подхватил:

— Во-во! Посоветоваться со священником. Там-то опыт есть.

— Да, надо в церковь, — как-то по-старушечьи покивала вдова. — Что ж, спасибо...

“А ей лет тридцать пять, — подумал Артем, — или слегка побольше. Выглядит неплохо, хоть и детей столько, с мужем так... И Харина тоже — никогда не подумаешь, что пятерых нарожала”. И в низу живота неожиданно напряглось, захотелось женщину. Отвернулся, показно зевнул. Нужно было выспаться, чтобы утром появились силы выполнять поручения жены и тещи.

Поначалу родители не скупились на траты для внука. Давали деньги и лично Артему, не спрашивая, для чего, на какие расходы. Часть их Артем откладывал, прятал в своих вещах, на другую часть, как и раньше, покупал продукты не из обычного деревенского рациона. Еще кое-что отдавал Вале — в семейный бюджет...

Новый год отметили совместно — двумя семьями. Начали совсем по-родственному, тепло, желали друг другу в наступающем всего самого лучшего. Радовались “новому человечку”. А потом, уже прилично выпив, старшие Елтышевы и Тяповы стали планировать будущее детей. Планы и мечты быстро превратились в спор, а спор в ссору.

— Да, у нас торчит! — почти кричала мать на упреки тещи. — А как ему?! На нем вон лица не было. Что вы тут с ним делаете, не знаю...

— Ничего с ним не делают, — так же, на повышенном тоне, отвечала теща. — За ребенком маленьким, конечно, уход нужен. А если он привык...

— Свой дом им нужен, отдельный. Там пускай и разбираются, — перебил жену Георгий Степанович и тут же получил ответ от отца:

— Так давайте строить! Я начал, но помощи никакой. Мне, что ли, одному это надо?

— Можно подумать, для Вальки с Артемом вы его исключительно строите! — теща готова была захохотать. — Сами первые и въедете.

— А вам-то дело какое?! Я крестовый строю, всем хватит места.

— Аха!..

В комнате заплакал Родик.

— Ну вот, — вскочила Валя. — Тише можно? Что вы взбесились?!

Родители Артема стали собираться.

— Посидели... Попраздновали...

— Ты останешься? — строго спросил отец.

Артем виновато кивнул.

— Ну, как знаешь. Счастливо.

Родители ушли. Георгий Степанович, вздыхая, завалился спать. Валя возилась с ребенком. Теща нервно убирала со стола.

— Вздряшные у тебя мать с отцом, — сказала ворчливо. — Знали бы раньше... Думали, городские…