Елтышевы

— Ой, господи, — бормотнула соседка, косясь на топор; несколько метров пятилась, а потом развернулась и быстро засеменила к своей калитке.

Вечером Елтышев отправился за спиртом. Торговали им довольно далеко, на улице, которую называли Загибаловкой. Торговали люди довольно приличные, зажиточные даже. Покупателю желательно было иметь при себе тару — стеклянную или пластиковую бутылку, но при необходимости продавали и вместе с тарой, правда, стоило это на два рубля дороже. Покупатель отдавал продавцу (или продавщице, или кому-то из детей — торговали семьей) пустую бутылку и деньги и через минуту-другую становился обладателем выпивки.

Разбавляли спирт по-божески, в районе сорока градусов; вкуса жженой резины и ацетона не чувствовалось, и похмелья особого, граничащего с отравлением, Николай Михайлович от него не испытывал. И постепенно спирт стал ему нравиться больше магазинной водки, которую, к тому же, в деревне по-прежнему купить было негде.

Иногда он брал чистый спирт, разбавлял сам, но чаще доверял продавцам — “имеют совесть”.

В этот раз у них была какая-то суета. Перед воротами стояла грузовая “Газель”, во дворе слышались возбужденные голоса.

“Обыск, что ли? Разборки...” — мелькнуло в голове, и Елтышев инстинктивно поглубже в карман запихнул пустую поллитровку. Постоял, с опаской заглянул за калитку. Навстречу, с канистрами в руках, шагал парень, за ним, что-то поправляя на груди под кожанкой, — тот невысокий мужчина, что с год назад приходил к ним с предложением продавать спирт.

— А, здоровенько, — улыбнулся, увидев Елтышева, как-то приветливо и самодовольно. — Как оно?

— Нормально.

— За товаром?

— Да вот... надо.

Мужчина быстро осмотрел Николая Михайловича, оценил, сказал поставившему в кузов канистры парню:

— Садись, заводи. Я счас... Как насчет самим торговать-то, не надумали? Никак на вашем конце не могу порядочных людей найти. А дело-то выгодное.

Николай Михайлович хотел было отказаться, со спокойным достоинством произнести: “Нет, спасибо”. Но внутри дернуло: “А что — это выход. Где ты еще заработаешь, на чем? Брус покупать надо, кирпич... Деньги, деньги...”

И он стал обговаривать условия, технологию; “да” пока не прозвучало, но и ему, и мужчине в кожанке было ясно, что оно вот-вот прозвучит.

Глава восемнадцатая

— Ну и как, как ты себе это представляешь?! — негодовала Валентина Викторовна. — Я буду пойло разбавлять, таскать алкашам?

— А что ты-то сама предлагаешь? Как дом ставить? Бензин вон растет, продукты... Хлеб с селедкой нам жрать, что ли?

Николай хоть и говорил громко, резко, но не кипятился. То ли сам раскаивался, что поддался уговорам, то ли старался убедить.

Валентина Викторовна подперла голову рукой, покачалась:

— Куда мы катимся, куда катимся?.. Базарной теткой уже стала, теперь спирт буду...

— Хорошо, давай откажемся. Откажемся и ляжем здесь умирать. — Николай закурил десятую за вечер сигарету. — Лично я не вижу, каким образом нам устраиваться, все это налаживать.

Сел к печке, повесил голову. Валентина Викторовна с жалостью смотрела на него.

— Что ж, — вздохнула, — давай попробуем. Действительно, надо как-то жить.

— Не как-то, а хорошо надо жить. Через пяток лет стариками станем... Ладно, — Николай бросил окурок в топку, поднялся, — давай выпьем на сон грядущий. Закусить-то есть чего?

На другой день им привезли три десятилитровые канистры со спиртом, два ящика пустых бутылок, кулек пробок, двести рублей десятирублевыми бумажками — “для оборота”.

И началось... Днем почти не приходили, зато по вечерам и ночами — один за одним. Динга осипла от лая. Торговлей в первое время занимался только Николай — сам разводил, наполнял бутылки, сам выносил. Валентина Викторовна хмуро поглядывала на его операции, но пачечка заработанных денег в тумбочке становилась все толще и толще, и в конце концов не из головы, а из души откуда-то пришла мысль: “Действительно, какой еще выход? И чего стесняться — не отравой ведь торгуем, нормальным питьевым спиртом. Была бы другая работа...” И когда Николай перебрал свою вечернюю, “на сон грядущий”, норму и не смог подняться, пошла сама к калитке, взяла у какого-то незнакомого мужичонки пустую бутылку и деньги, а потом вынесла бутылку спирта. Положила деньги в тумбочку и вздохнула с неожиданным удовлетворением.

Артем являлся иногда, ничего не просил, ни о чем не заговаривал. Если родители в этот момент обедали, обедал вместе с ними, если выпивали, тоже выпивал. На вопросы о ребенке отвечал: “Да нормально, растет”. Про строительство дома речи не заходило — Валентина Викторовна видела, что Николай ждет инициативы от сына, а тот ее упорно не проявляет. Будто не было уже этой проблемы.