В середине апреля неожиданно резко навалилась жара. Сухая, совсем летняя, и потянуло в огород. Из земли полезли сорняки, беспокоило чувство, что можно опоздать с посадками. В эту зиму Валентина Викторовна посеяла в ящиках помидоры и сладкий перец, и теперь рассада перерастала на подоконниках, закрывая свет — целые джунгли получились. Но было ясно, что заморозки еще вернутся, наверняка и снег пробросит не раз. “Рано, — уговаривала Валентина Викторовна и себя, и рассаду, — потерпеть надо. Рано...”
В эти жаркие дни нашли тетку Татьяну. Пацанва залезла в заброшенный домик, что стоял неподалеку от избы Елтышевых — то ли покурить они там решили, то ли играли во что-то, — и в подполе обнаружили лежащее тело. Побежали к управляющему. Тот сообщил участковому. Из города следователи не приехали — поручили разобраться на месте. Участковый составил протокол. По его мнению, это был несчастный случай. Но смотрел на Елтышевых странно, вроде как с подозрением. Да и Валентине Викторовне самой было странно и непонятно, каким образом старуха могла оказаться в погребе заброшенного дома.
— Да что?! — не выдержал ее взгляда муж. — Я-то откуда знаю?! Может, она сама так решила. И самой избавиться, и нас избавить.
Теткины подруги выполнили обещание — обмыли и одели ее в чистое. Все это происходило на кухонном столе; Валентина Викторовна была на подхвате, но на тетку старалась не смотреть, дышала ртом, хотя, удивительно, запаха разложения почти не чувствовалось. “Проморозилась за зиму...”
Хоронили на другой день после обнаружения. Дощатый гроб везли на телеге, возница, единственный мужик, у кого была лошадь, уже прилично выпивший, без передышки понукал лошадь:
— Пошла, тварь педальна!.. Н-но!.. Н-но, твою-то!..
Кладбище находилось почему-то не в сосновом бору, обступающем деревню с северо-запада, а напротив — у подножия холма, в сырой, заросшей чахлым осинником низине. “Вот здесь и меня с Николаем закопают”, — подумала Валентина Викторовна, оглядывая такие же чахлые, как осины, кресты и тумбочки (мраморных и бетонных памятников почти не было)... И от мысли о собственной смерти, от того, что последнее пристанище столь безрадостно, она завсхлипывала, взглянула на лицо тетки Татьяны, за сутки ставшее страшным, словно обваренным, и зарыдала.
Хоронить тетку собралось всего несколько человек — пяток старушек, нанятые в могильщики мужички и, для порядка, управляющий с участковым.
Заколотили гроб, криво опустили на веревках в яму. “Надо ведь, по обряду, на полотенцах опускать, — вспомнилось Валентине Викторовне, — а потом разрезать и раздать...”
Сыпанули по горсти земли на крышку, а потом мужички взялись за лопаты, быстро забросали яму. Воткнули в край холмика некрасивый, самодельный крест.
— Табличку потом сами прибейте, — сказал участковый. — Чтобы не затерялось.
— Да-да, конечно, — необычно для себя поспешно отозвался Николай.
После похорон Валентина Викторовна поискала могилки матери и отца, умершей ребенком сестры. Не нашла.
— Совсем ничего не соображаю, — оправдалась перед собой. — Домой надо...
Только собрались помянуть вдвоем с мужем — приглашать никого не стали — пришел Артем.
— О, — усмехнулся муж, — как всегда, вовремя. К обеду.
Артем молча сел возле стола, но слегка боком, повел носом.
— А что это? Чем-то пахнет...
— Тетю нашли, — ответила Валентина Викторовна и отложила нож, которым резала колбасу, — снова навернулись слезы. — Она... она, оказывается, в подпол упала в том доме... в ничейном.
— Да? И что?
— И что? — передразнил Николай. — Похоронили вот.
Артем, словно угадав, что здесь лежала покойница, сдернул локоть со стола.
— Я не знал...
— А что ты вообще знаешь?
— Родька что-то заболел... кашляет.
— Да?! — Валентина Викторовна обрадовалась переводу разговора на другую тему. — Вы окна, наверно, открывали. Да?
— Да вроде... Душно же...
— Аяяяй! Ну, вот его и продуло. А температура? Температура есть?
— Угу. Тридцать восемь почти.
— Так надо в больницу. — Валентина Викторовна оглянулась на мужа; тот как раз выпивал стопочку. — Коль!
— Я никуда не поеду. Берите ключи и везите.
— Я фельдшерицу позвал, — сказал Артем торопливо. — Бегал за ней сейчас, а по пути — к вам... Может, не надо еще никуда... Что-то... — Он помял ладонью лицо. — Что-то совсем...
— Э! — тут же остановил Николай. — Хорош. Всё мы слышали уже сто раз. Не будем. Кроме ссоры, ни к чему это уже не приведет. — Стал наливать себе спирту по новой.
— Можно мне тоже немного?
Валентина Викторовна достала из буфета стопку для сына. “Надо на оставшуюся часть стенки заменить, — подумала кстати, — а то совсем в летней кухне рассохнется”.
— Тетю помянем, — произнесла вслух. — Отмучилась...
Выпили. Закусили соленой капустой, копченой колбасой.
— Тут от парней узнал, — с опаской, что отец опять осадит, заговорил Артем. — Валин... ну, бывший парень из заключения возвращается. Они всерьез... м-м... дружили, в общем. Но его на пять лет посадили. Кражу, что ли, какую-то... В общем, со дня на день появится.