Элвис Пресли. Безрассудная любовь

В воскресенье, 20 марта, вся компания отправилась в автобусе «Грейхаунд», который нанял по этому случаю Полковник, в Нэшвилл. Студия была забронирована под вымышленным именем, и некоторым музыкантам было сказано, что они будут работать с Джимом Ривзом. Помимо гитариста Скотти Мура, барабанщика Ди Джея Фонтаны и бэк — вокальной группы Jordanaires, которая участвовала почти в каждой сессионной работе на RCA с самого начала, присутствовала та же самая группа музыкантов, которая аккомпанировала Элвису во время его последней студийной записи в июне 1958 года, когда он приезжал в отпуск. Это была лучшая нэшвилльская команда студийных музыкантов, состоящая из пианиста Флойда Креймера, виртуозного исполнителя кантри и джаза гитариста Хэнка Гарланда, игравшего вживую басиста Бобби Мура и ударника Бадди Хармана, который снова оказывался в паре с Ди Джеем на барабанах. Когда управляющие RCA Стив Шоулс и Билл Буллок появились в аппаратной, где уже находились Полковник Паркер, его помощник Том Дискин, глава нэшвилльского отделения компании Чет Аткинс, представитель издательской фирмы Фредди Бинсток и звукоинженер Билл Портер, ожидание перешло в откровенное напряжение, и когда Элвис наконец вошел в заднюю дверь, это, по словам Рея Уолкера, одного из Jordanaires, произвело впечатление чего — то почти сверхъестественного. «Он не издал ни звука — иначе мы услышали бы, — но все повернулись, как на пружинах, в один миг и увидели его».

Первым делом, как это часто бывало на записях Элвиса, нужно было раздобыть что — то поесть, и Ламара послали в «Кристэл» за гамбургерами, молоком и жареной картошкой. Пока они ждали еду, у них было достаточно времени, чтобы снова найти общий язык, и они слушали ацетатные диски и наверстывали упущенное, пока ели. «Разумеется, он рассказал парням о Германии, о танковых маневрах и о прочих подобных вещах, — поведал журналистам двадцативосьмилетний новичок Билл Портер, который оказался на RCA в качестве старшего инженера звукозаписи в предыдущем году после пяти лет работы звукоинженером на нэшвилльской телевизионной студии WLAC. — И, разумеется, были демонстрации приемов карате. Басист Бобби Мур тоже занимался карате, и они с Элвисом устроили показательный поединок в студии. Это продолжалось около сорока пяти минут». Когда Элвис наконец приступил к первой песне, Портер почувствовал, что Полковник, Шоулс и Буллок едва не дышали ему в затылок. «Они ничего не говорили, но молча стояли, пока он не закончил песню. После этого они все вместе заговорили».

Первая песня, задушевная вещь Отиса Блэкуэлла с уклоном в госпел под названием «Make Me Know It», в действительности потребовала девятнадцати записей, что, видимо, еще немного продлило напряженное ожидание, а вторая «Soldier Воу», которую Элвис привез с собой из Германии, потребовала пятнадцати дублей. При записи третьей песни — «Stuck On You», довольно незамысловатой рок — н–ролльной композиции в среднем темпе на манер «All Shook Up», — они втянулись в работу, и даже трудности, с которыми они столкнулись при записи баллады «Fame and Fortune», которая действительно могла зацепить Элвиса своей темой социального восхождения, не испортили общего приятного ощущения от работы.

К тому времени Портер уяснил для себя, что, несмотря на всех боссов в аппаратной и музыкантов с громкими именами в комнате для записи, именно Элвис управлял всем. Предпоследняя вещь в этот вечер — «А Mess of Blues» — была, вероятно, кульминацией этого сессионного дня. Написанная Доком Помусом и Мортом Шуманом, новой командой авторов «Хилл энд Рейндж», специализировавшейся на ритм — н–блюзовом материале, эта песня была лишена шаблонности и предсказуемости, а некоторое озорство в обращении с жанром сообщало ей как раз то внутреннее ощущение свободы, которое с самого начала было присуще лучшим композициям Элвиса. В отличие, например, от «Stuck On You», она была создана под его образ, но не втискивала его в узкие рамки, а исполненный воодушевления вопль Элвиса в конце, эдакий вибрирующий фальцет, почти напоминает его радостное восклицание в завершение «Mystery Train». В принципе, обо всех вещах этой записи можно было сказать, что они очень высокого качества, и они завершили бесконечный день, как раз на восходе, буйно — непристойной «It Feels So Right», чьи диссонирующие аккорды хорошо соответствовали ее сексуальному содержанию.