Шли дни. И все чаще и чаще они с Дикси поговаривали о женитьбе. «Однажды мы уже даже собрались отправиться в Эрнандо, штат Миссисипи, — в Эрнандо венчали всех, кто только пожелает. Несколько раз мы вполне серьезно это обсуждали — что мы будем делать после того, как поженимся, где будем жить. И каждый раз у кого–то из нас хватало ума, чтобы произнести: «А что, если?..» В конце концов, я ведь еще не закончила школы, это уж точно бы привело моих родителей в отчаяние». На каникулах Дикси собиралась работать в косметическом отделе в магазине «Голдсмит», но перед этим, в июле, вся семья собиралась съездить на две недели во Флориду, погостить у родственников. Дикси беспокоила эта перспектива — они с Элвисом еще никогда не расставались, к тому же он был ужасно ревнивым — он ревновал ее ко всем родным, не говоря уже о других парнях. А Дикси нравились компании, «но он был ужасным собственником в этом отношении — если это была не его компания, он злился». Порою Дикси казалось, что все это потому, что его семья была такой замкнутой друг на друге и на Элвисе — проникнуть в этот тесный маленький кружок было трудно. Но деревенские — они ведь все такие, правда?
Они ездили на пикники в Овертон–парк. однажды они отправились на рыбалку, но «Элвису не очень–то нравилось на природе». А еще он катал Дикси на своем грузовике, за что получал выговоры от мистера Тип лера. С ним в грузовике всегда была его гитара, и при первой же просьбе он играл для своих коллег. Миссис Типлер твердила ему: «Оставь–ка свою гитару, она тебя до добра не доведет», но говорила она это с доброй улыбкой. Он уже больше не думал о том, что сможет стать настоящим электриком, как рассказывал он сам в интервью в 1956 году, он считал, что для этой работы ему не хватает сосредоточенности. «Я сомневался, что у меня это получится, — понимаете, при этой работе требовалось быть очень внимательным, иначе по рассеянности вполне можно спалить чей–нибудь дом. Я считал, что не подхожу для этой работы, но все равно собирался попробовать».
Он также собирался снова попробовать записать пластинку. Марион Кейскер часто видела, как он проезжает мимо студии на своем грузовике, иногда он останавливался у дома № 706 по Юнион и, как был, в рабочей одежде, забегал на несколько минут поболтать — при этом он нервно переминался с ноги на ногу. Эдак между прочим он осведомлялся, не слыхала ли она о какой–нибудь группе, в которой нужен певец. Марион видела, что небрежность эта напускная, и симпатизировала ему. Дикси тоже чувствовала, что неудачное прослушивание у Эдди Бонда его не остановит, хотя свои мысли на этот счет он держал при себе. Она не сомневалась, что если он решил записать пластинку — он ее запишет, хотя она толком не понимала, для чего это нужно — разве только чтобы эту пластинку крутили по радио. Она знала, что его не устроят всякие дыры вроде «Хай Хэт», однако не представляла себе, что еще может быть или как пробиться в программу вроде вечерней программы Боба Нила, в которой выступали «Братья Блэквуд» и Эдди Хилл.
В субботу, 26 июня, аккурат за неделю до того, как семья Дикси должна была отправляться во Флориду, Элвис наконец–то получил шанс. Мисс Кейскер позвонила ему в полдень. «Вы можете подъехать к трем часам?» — спросила она. «Я был у них за секунду до того, как она положила трубку», — вспоминал он много лет спустя.
А произошло вот что. В мае, во время своей последней поездки на запись Prisonaires в Нэшвилл, Сэм взял у Реда Уортема — того самого, который когда–то и отправил Prisonaires в «Сан», — пластинку Элвиса. Филлипс слушал ее снова и снова — эту жалостливую песню «Without You», которую пел дрожащий, неуверенный голос, похожий одновременно и на Ink Spot, и на какого–то сентиментального ирландского тенора. Пение было явно любительским, но что–то в нем все–таки было, и Сэм чувствовал, что при правильной постановке что–то может получиться. Чистота, простота, которые были в этом голосе, даже сама любительская манера исполнения — все это вызвало в памяти Сэма образ парнишки, который наведывался в студию — нет, он не был назойливым, просто время от времени возникал на пороге — в последние девять–десять месяцев. «Как там его звали?» — спросил он у Марион, которая явно симпатизировала этому робкому парню. «Элвис Пресли», — ответила она и сняла трубку.