Читаем Элвис жив полностью

Знакомый участок пляжа. Именно сюда он приехал на «альфа ромео». Вот тут ее припарковал. А вот тут в мире живых выстроен металлический ангар, где хранится профессиональное барахло серферов. И именно здесь в мире живых сосунок Дель Пьеро обнаружит, что море ни с того ни с сего отступает во время прилива. А старый пес Дима объяснит ему, что происходит.

На месте ангара стояла деревянная скамейка, самая обычная, из крашенных синей краской реек.

Это, что ли, нужный знак?

Но если это и был знак, то Максим представления не имел, что нужно делать дальше.

А вот там, вдоль по берегу, виден тот самый мост через залив, который погубит Лену.

Ладно, продолжим воспоминания.

Максим в своем гостиничном номере. Пепельница, под завязку заполненная окурками. Окно, занавешенное черной тканью. В щель пробивается яркий свет полдня. Два часа на циферблате. Бумажка со словом «день»…

Женский голос в мобильнике: «Максим? Не помню. Какой Максим? Максим? Не помню. Какой Максим?»

Знака судьбы по-прежнему не наблюдалось.

Вообще ничего вокруг не происходило. Солнце над головой, море перед глазами, гравий под ногами, скамейка, приглашающая утвердить на ней задницу…

Он сел и, глядя на море, продолжал вспоминать. 

* * *

Максим стоит на первом этаже огромного столичного торгово-развлекательного центра.

«Аркадия», что ли, в Замоскворечье, куда он периодически заскакивал за покупками или выпить чашечку кофе? Вроде бы да… Впрочем, вряд ли это важно.

Прямо перед Максимом – большой детский отдел, заваленный игрушками. Глядя на посетителя неморгающими глазами, четыре плюшевых мишки, больших, почти в человеческий рост, играют на гитарах, раскачиваются в разные стороны и поют хором жуткими электронными голосами:

– Как упоительны в Росси-и вечера-а-а!

Он не слушает эту мерзость – говорит по мобильнику. С Леной.

– Не звонил, значит, не мог звонить! Все время в разъездах.

– Ты совсем меня забыл, Максимушка!

– Почему обязательно «забыл»?! Мне удалось попасть с одной группой на гастроли, Лена! Такое нечасто удается. И вообще… это моя жизнь, Лена, я так живу!

– Значит, ты мне врал в прошлый раз?

– Нет, не врал я тебе. Но, повторяю, это моя жизнь! Я не могу предложить тебе другую. Не могу!

– А может, не хочешь?

– Да, ты права! И не хочу!

– Это больно, Максимушка! Очень больно…

– Зато честно, Лена. Зачем врать? Если появляется возможность заработка, я за нее хватаюсь. А такое не всегда получается. Жизнь тут, в Москве, далеко не сахар. Тебе бы не понравилась.

Лена некоторое время сопит в трубку. Потом с тоской спрашивает:

– Значит, так?

– Да, именно. Ничего другого я тебе предложить не могу. Повторяю, тебе не понравится.

– А я так больше не могу, Максимушка! – Лена делает ударение на слове «так».

– Ну и не звони, если больше не можешь. Я прекрасно знаю, что тебе нужно.

– Ты уверен?

– Да, абсолютно.

– И что же мне, по-твоему, нужно?

– Тебе нужно так называемое простое женское счастье: дом, дети, оладушки на кухне.

– Я умею печь оладушки.

– Я знаю… Ну не плачь, я просто так сказал, мне твои тоже нравятся, но мамины я люблю больше, то есть… я к ним привык.

– Ну так и целуйся со своей мамой!

– Не говори ерунды, Лена! И давай прекратим все это!

Не с этого ли все и началось?

Ну и где знак судьбы?

Он снова оглянулся по сторонам.

И обнаружил стоящую возле тротуара на набережной «альфа ромео». В том самом месте, где припарковывал ее в мире живых.

Максим некоторое время смотрел на нее в полной нерешительности.

Ну, если судьба и подала ему знак, то, наверное, именно таким образом. И тогда совершенно ясно, что нужно сделать.

Вот только заведется ли двигатель?

В тот день, когда Элвис возил его на кладбище, машины по городу ездили. А потом как отрезало. Даже розовый катафалк больше не появлялся. Видимо, никому был не нужен. И если появилась «альфа» – значит, она стала необходимой.

Он встал со скамейки, подошел к машине и дернул водительскую дверцу. Она открылась. Сигнализация молчала, не подавая неведомому хозяину сигнала тревоги. Максим забрался в салон. Ключ находился в замке зажигания. Максим осторожно повернул его, и двигатель заработал.

– Эх, подружка, как же неудобно получилось с тобой и Бардом.

Хотя, подожди, ведь он видел Барда на кладбище. Тот же приезжал на похороны старого приятеля. И вряд ли он умотал в Предгорицу без родимой собственности. А свидетельство о регистрации лежало в кармане куртки. Как и ключ. И наверняка Платон решил для Барда такую мелкую проблему.

Ну-ка, братцы мои, а что у нас радио передает? Может, еще какие новости узнаем, чтобы им ни дна ни покрышки!

Однако из колонок раздавалось только шипение пустого эфира. Видимо, в преисподней не для всех радио работает. Или и в этом случае у каких-то дилеров надо купить нечто запретное.

При жизни никогда бы не поверил, что среди мертвецов тоже существуют бизнесмены! Вот уж воистину вечная профессия. Наряду с политиками и военными. Впрочем, мы, музыканты, тоже в этой цепочке.

Ладно, не баре, обойдемся без новостей и музыки.

И он нажал на педаль газа. 

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Городская проза

Бездна и Ланселот
Бездна и Ланселот

Трагическая, но, увы, обычная для войны история гибели пассажирского корабля посреди океана от вражеских торпед оборачивается для американского морпеха со странным именем Ланселот цепью невероятных приключений. В его руках оказывается ключ к альтернативной истории человечества, к контактам с иной загадочной цивилизацией, которая и есть истинная хозяйка планеты Земля, миллионы лет оберегавшая ее от гибели. Однако на сей раз и ей грозит катастрофа, и, будучи поневоле вовлечен в цепочку драматических событий, в том числе и реальных исторических, главный герой обнаруживает, что именно ему суждено спасти мир от скрывавшегося в нем до поры древнего зла. Но постепенно вдумчивый читатель за внешней канвой повествования начинает прозревать философскую идею предельной степени общности. Увлекая его в водоворот бурных страстей, автор призывает его к размышлениям о Добре и Зле, их вечном переплетении и противоборстве, когда порой становится невозможным отличить одно от другого, и так легко поддаться дьявольскому соблазну.

Александр Витальевич Смирнов

Социально-психологическая фантастика

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза