Мы все об этом знали, но… Существует некий подсознательный механизм восприятия окружающих людей, согласно которому главным при оценке их поведения является то, как они к относятся именно к вам, а не к кому-то еще. Словом, ваш шеф может быть самым настоящим монстром у себя дома и по ночам пить кровь невинных младенцев, однако, пока вы у него на хорошем счету, на выгодных условиях работы и приличной зарплате, все остальные негативные характеристики его поведения практически не будут вас интересовать. Руководствуясь своими эгоистическими мотивами, ваше подсознание наотрез откажется от поиска у этого человека каких-либо серьезных изъянов. И если кто-нибудь из вас, уважаемые читатели, с этим утверждением категорически не согласен, то тогда ответьте мне, пожалуйста, на следующий вопрос. Каким образом некоторым серийным убийцам и насильникам в течение длительного времени удается скрыть от своих родственников и сослуживцев свою криминальную сущность? Почему никому из окружающих в голову не приходит подозревать своего чудесного мужа, друга, брата, отца или соседа в чем-то таком нехорошем? Да потому, что плохо думать о легком на характер человеке, да еще о таком, который к вам очень хорошо относится, просто-напросто не хочется. И только на суде кто-нибудь из ближайшего окружения преступника неожиданно начинает припоминать странности его поведения, которым до этого не придавал никакого значения. По такому же принципу работникам нашего магазина главным в поведении Давида казался его безудержный, заражающий весельем, оптимистический настрой, а не нарциссизм и прихлебательство по отношению к своим бывшим семьям. Надо заметить, что полной его противоположностью являлся третий продавец лыжной секции – Лео, отличавшийся незаурядной свирепостью. Возможно, мать почувствовала это еще задолго до его рождения, а потому и не промахнулась в выборе имени. Сказать по правде, Лео был очень хорошо сложен: строен, высок, широкоплеч, с огромной шапкой светло-каштановых волос на голове, точь-в-точь как у льва. Однако его внешний вид был настолько пропитан какой-то невероятной, совершенно неистовой животной яростью, что многие покупатели, почувствовав это, старались обойти его стороной, впрочем, как и большинство коллег по работе. В частности, Лео ничего не стоило полезть в драку с продавцами, обвиняя их в том, что они уводят у него из-под носа потенциальных клиентов. Кстати говоря, и в мою сторону у него ни за что ни про что частенько раздавались словесные оскорбления, без последующих извинений и попыток объяснить свои гневные выпады. Женой у Лео была Сандрин, громадных, почти тюленьих размеров неряшливо одетая тетка, с вечно плаксивым выражением на лице. Чем-то она сумела покорить его сердце, но когда Лео на ней женился и они обзавелись собственной квартирой, то неожиданно, как картошка из рваного мешка, на них посыпались родственники Сандрин, такие же, как и она, вечно грустные гиганты с чудовищного размера желудками. Все они поселились в новенькой квартире молодоженов и принялись с невероятной скоростью подчищать содержимое их холодильника, а в перерывах между приемами пищи жаловались друг другу на свою разнесчастную жизнь. А Лео, который никому ни на что никогда не жаловался, с каждым днем все больше и больше свирепел, набрасываясь с кулаками по любому ничтожному поводу на своих сотрудников по работе. Почему на них, а не на родственников своей жены? Наверное, потому, что животное чувство диктовало ему защищать свою львиную стаю, чего бы это ни стоило. И, между прочим, зря. Все эти оглоеды если и походили на какую-нибудь стаю, то, скорее всего, на гиппопотамью или носорожью, но никак не на львиную.