Эмигрантка в Стране Вечного Праздника

У Агаты была странная манера: долго и бессвязно излагать свои мысли. Любое начатое ею повествование, оставаясь незаконченным, уступало место совершенно неожиданным тематическим вкраплениям. К примеру, приступив к рассказу о затопленной морской пристани, она вдруг вспоминала что-то там про свои перцы, которые остановились в росте, жаловалась на соседскую кошку, грядущее повышение цен на мясные продукты, описывала разные точки зрения на вегетарианство и религиозные секты, периодически перемежая всё это историями о своих соседях и близких родственниках. При этом причислить её к разряду болтушек было бы в корне неправильно, поскольку повествовательной форме говоруний присуща лёгкость и изящество, в то время как сообщения Агаты по звучанию напоминали хриплое радио начала прошлого столетия и отличались редкостной словарной зацикленностью. В какой-то степени это походило на нажатие кнопок у куклы, которая в ответ выдаёт то «а-а-а!», то «о-о-о!», то «ма-ма!». Тем не менее, Агата никогда не упускала возможности порассуждать о чём-нибудь вслух. Говорила она долго и нудно, совершенно не интересуясь мнением своего собеседника. Наверное поэтому самыми её желанными слушателями были случайные прохожие, интересовавшиеся местонахождением того или иного отеля либо торговых точек прибрежного городишки. Бывало, кто-нибудь из курортников заходил в булочную и спрашивал у Агаты, где тут поблизости торгуют курами-гриль. «Вы сами вообще-то откуда будете?» – приклеившись к нему немигающим взором, спрашивала моя начальница. Слегка растерявшийся турист после некоторой паузы отвечал на ее вопрос, и тогда Агата приступала к длинному, скрипучему и медлительному разъяснению: «Вам нужно свернуть вон в тот переулок. Пройдёте метров двести и увидите большую вывеску “Аптека” со слегка искривлённой фонарной дугой. На ней двадцать лет назад жена фармацевтика повесилась потому, что он её залечил. Вот фонарь от её веса и прогнулся. Она была грузной женщиной. Потом идите прямо минут пять тихим шагом, и напротив магазина “Всё для рыбной ловли”, скорее всего, на Вас набросится большая собака с гофрированной мордой, породистая такая, как в рекламе корма “Педигри”. Но Вы её не бойтесь. Она только лает на прохожих, пока ещё никого не укусила. Там её хозяин работает продавцом и берёт эту зверюгу с собой для компании, чтобы одному в магазине не было скучно. Хотя по мне, так лучше бы он женился. Супруга-то больше подходит для компании. Потом Вам нужно будет обогнуть синее здание с левой стороны и пройти под аркой с вывеской “Ночной Клуб Стрела”. На самом деле никакой это не клуб, а публичный дом. Он уже два раза горел, и оттуда на улицу все голыми выбегали: и девки, и мужики – спасались потому, что хотели жить. На углу следующего дома будет написано: “Пиццерия”. Не верьте. Там пиццы готовить не умеют, только супы варят и салаты делают. Пройдёте мимо неё и увидите – прямо перед Вами будет маленькая домушка, она ещё палёным сильно пахнет. Это и есть “Куры-гриль”. Туда смело и заходите».

Во время рассказа у Агаты была привычка указывать пальцем на объекты живой и неживой природы. Говоря об одной из своих знакомых, она вытаскивала меня из магазина на улицу и, тыча пальцем на окно дальнего здания, надсадно скрипела: «Вон там, видишь? За белым домом ещё один, жёлтый, а за ним опять белый. Отсчитай в нём четвёртое окно справа – то, что с синими занавесками. Там живёт Мариса, о которой я тебе только что говорила, в двухкомнатной квартире на третьем этаже». В итоге мне приходилось впериться взглядом в указанное ею направление, поскольку иначе Агата бы от меня не отвязалась. Бывало, завидев какого-нибудь знакомого, шагающего по улице, моя начальница наводила на него пальцем, как дулом пистолета, и, ничуть не смущаясь того, что он смотрел в нашу сторону, громогласно комментировала нелестные подробности его жизни.