Эмигранты (СИ)

— Ну поцелуйте меня на прощанье, — прижимаясь к щеке Леонида, просила генеральша. — Вы такой застенчивый! А с женщинами надо быть смелее!

Леонид чмокал ее в щеку и поспешно уходил, смущенный и взволнованный. Только позднее он понял, что скучающая генеральша хотела видеть в нем не только своего брата-кадета. Но ее слова, что ему пошла бы военная форма, приятно льстили воображение.

Плату за первый месяц голландский папа выплатил аккуратно в срок, но, давая деньги, сказал:

— Три коробки чоколяйт я считаль вам оптовой цена. Ви понимайт?

Но и оптовая цена трех коробок голландского шоколада оказалась высокой, и резко снизила и без того мизерную плату за репетиторство. А он-то, по наивности, думал что голландский папа дарит ему коробки шоколада! Дома он даже не сказал матери, что у него удержали стоимость трех коробок шоколада, которые он каждый раз приносил ей в подарок. Он подсознательно чувствовал, что это огорчит мать, наивно полагавшую, что большинство людей очень хорошие.

Генеральша плату выдавала частями, каждый раз говоря, что она виновата перед Леонидом и что ее мучает совесть. Теперь она обычно ложилась на диван и просила Леонида посидеть рядом с ней, развеять ее тоску. Леонид смущался, но отказать генеральше не мог, садился возле нее на краюшек дивана, чувствуя какое-то стыдное волнение.

— А вы ухаживаете за барышнями? — с легким смешком спрашивала генеральша. — Нет?! Неправда, неправда, наверняка ухаживаете! Такой интересный юноша обязательно должен ухаживать за женщинами!

Леонид еще больше смущался, что-то лепетал несвязно. Уходил он какой-то взбудораженный, не понимая что с ним творится. А дома смотрел в зеркало — разве он интересный юноша? Почему же так говорит генеральша? Вот усы уже начинают пробиваться. Ведь исполнилось шестнадцать лет. Еще один учебный год и кончена гимназия!

Пустовавшую комнату напротив заняла супружеская пара — генерал Бухтин с женой, высокой брюнеткой с лихорадочным румянцем на щеках, все время кашлявшей в платок. Сам генерал — высокий, еще молодой, всегда ходил в косоворотке, перетянутой наборным пояском, и широких шароварах, заправленных в сапоги. Генерал пришел знакомится в тот же вечер, как они переехали. Леонид с матерью в тот момент пили чай.

— Разрешите представится, — щелкнул генерал каблуками и приложился к руке матери Леонида. — Ваш новый сосед генерал Бухтин. Бывший генерал, — поправил он, — а сейчас, извините, безработный!

От чая генерал не отказался. Пил не торопясь, осторожно выспрашивая мать Леонида где она работает, давно ли «оттуда», кто был муж матери. Мать неожиданно для Леонида сказала, что она вдова офицера и что они «бежали оттуда» вместе с волной эмиграции. Генерала такой ответ, видимо вполне удовлетворил и он стал рассказывать о себе. Да, не смогли разбить большевиков, наделали ошибок, вот теперь отсиживаемся в эмиграции. Пока были ценности, жили не плохо, да болезнь жены все съела. У ней чахотка, лечить нужно было где-нибудь на Капри, а в этой китайской дыре никакие лекарства не помогут. Доктор Зерновский, который жену лечит, говорит, что приложит все силы, да разве он бог, чтобы излечить. Жене все хуже, он де видит. А с работой здесь хуже чем где-либо. Предлагали к Нечаеву ехать — не поехал. Ландкснехтом никогда не был и не будет! Надо подаваться в Тяньцзин или Шанхай, а еще лучше в Америку. Там все-же какие-то перспективы.

— Но и там тоже безработица, как пишут в газетах, — вставила мать.

— Нет, нет, там совсем иное дело! А вообще, попали мы в чертовски плохое положение, — резюмировал генерал. — Вот их жалко, — показал он на Леонида, — растут без Родины, без перспектив. А, впрочем, кто знает, что завтра будет?!

Генерал поблагодарил за чай, снова приложился к руке матери Леонида и откланялся.

— Мама, — спросил Леонид, когда генерал ушел, — а почему ты сказала, что мы приехали из России с волной эмиграции?

— А зачем каждому объяснять. Так лучше, — не поднимая головы, ответила мать.

— Мне дядя Семен тоже наказывал не рассказывать правду про наш приезд. Он и тебе говорил?

— Нет, своим умом дошла, — горько усмехнулась мать. — Ты уж не вини меня за эту ложь.

— Ну что ты, мама! А генерал, видно, жалеет, что приехал в Харбин?

— Да, многие теперь жалеют, — задумчиво сказала мать, убирая посуду со стола, — да ничего не могут сделать! Ну, давай укладываться спать!

А соседство это меня беспокоит, — уже лежа в постели, сказала она. — Ты будь осторожней, чахоткой легко заразиться! Прямо хоть на другую квартиру переезжай!

— Так ведь она к нам не будет ходить, — успокоил мать Леонид. — А какая гарантия, что на другой квартире больных не будет?

— Да, ты прав. Совсем ты у меня по-взрослому стал рассуждать! Ну, спи!

Мать еще долго ворочалась в постели, вздыхала. Видно, уставала за день и эта усталость не проходила. С окружающими она стала замкнутой, но в церковь ходила реже, видимо немного оправилась от потрясений и смирилась с теперешним положением.