ЭММА

– Или ты не рада, что мы встретились? – спрашивает Саша. И меня он уже начинает раздражать, я считала, что мы на одной волне, а он ничегошеньки не понимает. Еще раз назовет меня «сестра» – я развернусь и уйду. Не знаю почему, но меня это бесит. Хотя нет, знаю, но не признаю, я не рассматриваю его как брата, как можно этого не понимать. В душе уже все кричит, рвет и мечет. Может, я действительно схожу с ума, или это все впечатления от путешествия в прошлое? Опять я задумалась и понимаю, что он вопросительно смотрит и ждет ответа.

– Конечно, рада, – полушепотом отвечаю я, и сердце бьется, почти вырываясь из груди. – Как ты жил все это время?

И Саша начал свой длинный рассказ о том, как попал в детский дом, потом он написал письмо в Троице-Сергиеву Лавру, и его взяли сначала в православный центр, школу-интернат, там он получил среднее образование, а потом окончил духовную академию. Это все, что я запомнила, дальше пошли рассказы о духовных санах, житиях святых, благодаря которым он избрал свой путь, о вере в общем. Но от одного момента в рассказе я покрылась холодным потом.

– Что? Ты дал обет безбрачия? – переспрашиваю я, пытаясь не заплакать и надеясь, что ослышалась.

– Да, так я добьюсь более высокого сана, – отвечает он спокойно, даже глазом не моргнув.

А у меня уже дергается глаз, но я не покажу этому бесчувственному святоше, что расстроилась. Я грубо говорю:

– А знаешь, я тоже раньше верила в Бога! Но потом разочаровалась!

После этих слов он берет меня за руки и, смотря красивыми глазами, тараторит:

– Не говори так никогда! Елена, слышишь! Это грех! Как ты можешь! – он закрывает глаза и снижает голос. – Я знаю, сколько всего ты пережила, но Он не посылает нам непосильных испытаний! Благодари Его, ведь ты любимое дитя Божье, я уверен в этом!

– А ты? – дерзко говорю я. – А ты голодающий ребенок без матери, разлученный с семьей, скиталец без развлечений в жизни… – я остановилась: кажется, наговорила лишнего. Может, если бы я сейчас заплакала, ситуация бы смягчилась, но удивительным образом, как назло, не могу выдавить ни одной слезинки.

А он убирает руки от меня, садится, скрестив ноги и руки, и отвечает:

– А что, сестра, ты считаешь развлечением? Алкоголь, наркотики, сигареты, сомнительных друзей и танцы до утра?

Я заметила, что он опять назвал меня «сестра», но сейчас не время уходить. Поругаемся уже до конца. Пусть моя любовь к нему превратится в ненависть. Он продолжает философствовать:

– Это ошибочное утверждение, так ты только удаляешься от вечной жизни, – и внезапно он берет меня за руки и начинает шептать: – Покайся! Приди завтра на службу, помолись, исповедуйся. Я благословлю тебя на верный путь, прямо сейчас, слышишь! Елена! Никто не желает тебе добра так, как я и ОТЕЦ НАШ НЕБЕСНЫЙ!

– Ха, – отвечаю я, вспомнив все обиды. – Я никогда не прощу Ему всего, что он сделал, если Он вообще есть, я не верю в него. Ведь если бы он был, Он пришел бы на помощь, когда отчим избивал меня, когда я замерзала в подвале и голодала и когда инспектор по делам несовершеннолетних… – я остановилась. Ему не следует знать, что были мужчины, развращавшие меня с 12 лет, да и я хочу забыть… Зато мои родные горькие слезы тут как тут. Саша смотрит на меня глазами, которые, мне кажется, тоже готовы были полить распалившиеся от эмоций или, быть может, от мороза красные щечки. У этого человека все эмоции напоказ.

– Сколько раз я молила, чтобы кошмары моей жизни прекратились! А они с каждым годом все страшнее! Хватит! Я не хочу больше слушать твой бред про Бога, и если Он есть, то я Ему служить не буду!

С этими словами я вырываю руки из его почти объятий и ухожу. А Саша даже не пытается остановить. Я даже не буду оборачиваться на него! Теперь я его ненавижу!

Но спустя пару минут снова люблю.

Глава 12

Я просто очень хотела что-то сделать, куда-то деть себя, курение одной за одной не помогло, и я пришла в родную «Клеопатру» с твердым намерением завершить историю со спором. Администраторша что-то прошипела, что у меня выходной, но, когда я взяла в руки машинку для стрижки, она стала смотреть молча с любопытством. Клиентов не было, была только Катенька, которая точила ногти, и эта рыжая стерва. Я села в клиентское кресло и занесла предмет моей детской печали над головой, рука дрогнула, я опустила его. Но спустя мгновение, сжав зубы, запустила его четко против направления роста волос. Катенька опустила телефон и сказала «перезвоню», администраторша приложила руку к открытому от ужаса рту, а мои светлые роскошные волосы падали на пол, как листья с деревьев. И злорадная улыбка отражалась на моем лице в зеркалах родной парикмахерской.

– Ты что творишь! – стала кричать администраторша. – С ума совсем сошла?

Мне даже кажется, эта рыжуха испугалась моего взгляда на мгновение.

Катенька просто молча следит: видимо, до сих пор пребывает в шоке.