Эмма

I know what thorough justice you will do it, and have scarcely a doubt of its happy effect.—I think we shall never materially disagree about the writer again; but I will not delay you by a long preface.—We are quite well.—This letter has been the cure of all the little nervousness I have been feeling lately.—I did not quite like your looks on Tuesday, but it was an ungenial morning; and though you will never own being affected by weather, I think every body feels a north-east wind.—I felt for your dear father very much in the storm of Tuesday afternoon and yesterday morning, but had the comfort of hearing last night, by Mr. Perry, that it had not made him ill.	Знаю, с каким тщанием вы будете вчитываться в его строки, и не сомневаюсь, что оно произведет на вас благоприятное впечатленье.Думается, что впредь мы с вами не разойдемся более во мнениях об его авторе, однако не стану вас утомлять длинным предисловием.У нас все хорошо.Небольшое нервическое расстройство, которым я в последнее время страдала, как рукою сняло после этого письма. Мне во вторник не слишком понравился ваш вид, но, может быть, виною тому было пасмурное утро — вы хотя и уверяете, что нечувствительны к погоде, но, по-моему, северо-восточный ветер сказывается на всех.Во время грозы во вторник и вчера поутру я с тревогою думала о вашем батюшке и рада была, когда мистер Перри вечером успокоил меня, что он не расхворался.
"Yours ever,"A.W."	Ваша А. У."
[To Mrs. Weston.]	Эмма развернула письмо, адресованное миссис Уэстон.
WINDSOR-JULY.	"Виндзор, июля ... дня.
MY DEAR MADAM,	Сударыня!
"If I made myself intelligible yesterday, this letter will be expected; but expected or not, I know it will be read with candour and indulgence.—You are all goodness, and I believe there will be need of even all your goodness to allow for some parts of my past conduct.—But I have been forgiven by one who had still more to resent.	Ежели речи мои вчера были не вовсе бессвязны, то письмо это не явится для вас неожиданностью — впрочем, я знаю, вы в любом случае прочтете его с доброжелательством и снисхожденьем.Вы — сама доброта, но, может быть, и вашей доброты недостанет, чтобы извинить кое-что в моем поведении.Однако та, которая еще более вправе негодовать, меня простила.
My courage rises while I write.	Это придает мне духу.
It is very difficult for the prosperous to be humble.	Трудно оставаться смиренным, когда вам сопутствует удача.
I have already met with such success in two applications for pardon, that I may be in danger of thinking myself too sure of yours, and of those among your friends who have had any ground of offence.—You must all endeavour to comprehend the exact nature of my situation when I first arrived at Randalls; you must consider me as having a secret which was to be kept at all hazards.	Дважды уже я винился и дважды снискал полное прощенье, так что боюсь, как бы мне не исполниться излишней уверенности, что у вас и друзей ваших, которые имеют причины мне пенять, снищу такое же. Представьте же теперь, прошу вас, мое положение, когда я впервые приехал в Рэндалс, — подумайте о тайне, которую я обязан был во что бы то ни стало сохранить.
This was the fact.	Таковы были факты.
My right to place myself in a situation requiring such concealment, is another question.	Имел ли я право ставить себя в положение, обязывающее таиться, — вопрос другой.
I shall not discuss it here.	Не буду здесь в него вдаваться.