Эмоции. Великолепная история человечества

Однако в теории Экмана есть несколько серьезных пробелов. Во-первых, он и его команда не были первыми людьми, которые общались с форе и документировали их жизнь. Антропологи уже изучали их в 1953 году. По правде говоря, Экман вообще смог добраться до поселения форе на своем джипе лишь благодаря автомобильной дороге, проложенной миссионерами и правительственными патрулями. К тому времени, когда Экман приехал к форе, они выращивали уже не корнеплоды, а кофе для продажи внутри страны. Это означало, что им были знакомы деньги. Более того, чтобы приступить к работе, Экману пришлось раскошелиться на то, чтобы «местный шаман благословил начинание». И оплатить услугу в долларах[353]. Вот вам и отсутствие влияния Запада.

Еще одна проблема связана с переводом заданий. Любой переводчик скажет вам, что перевод — это не просто замена слов на одном языке словами на другом. При таком подходе вы получите тарабарщину. Как мы уже видели, даже в родственных языках слова иногда трудно сопоставимы. Но языковой барьер — еще не самое страшное. На фото действительно демонстрировались выражения эмоций, но почти абсурдно утрированные. Это не были естественные улыбки и гримасы, которые большинство из нас бессознательно строят каждый день. Недавние исследования психолога Джеймса Рассела и его команды показали, что при использовании реалистичных изображений дети младше восьми лет не распознают некоторые эмоции[354]. Маленькие дети не понимают, что именно выражает гримаса, которую Экман обозначал как отвращение (ее также называют зевком[355]), — отвращение или гнев. Совсем недавно рабочая группа, возглавляемая психологом Лизой Барретт, обнаружила, что если предоставить участникам эксперимента широкий спектр выражений лиц на фотографиях и позволить сгруппировать изображения по своему усмотрению, то в разных культурах категории не будут совпадать (подробнее об этом в следующей главе)[356]. На то есть причина: мимика — лишь один из аспектов того, как мы выражаем чувства, в отсутствие контекста ее иногда недостаточно. Эмоции — это не просто мимика и интонации. Это часть невербальной коммуникации — если хотите, языка тела. Этому языку, как и вербальной коммуникации, мы учимся у родителей. Кроме того, гримасы могут менять значение в зависимости от обстоятельств. В некоторых культурах люди улыбаются, когда сердятся, или плачут, когда счастливы. Я, например, плачу и демонстрирую то, что Экман называл гримасой скорби, только когда меня переполняет гнев. Однако меняться может не только коммуникация.

Представьте, что кто-то — без вашего ведома и согласия — накачал вас норадреналином: ваше сердцебиение учащается, ладони потеют, в животе чувствуются бабочки. В одном сценарии вы оказываетесь в комнате с привлекательным, оптимистично настроенным человеком. В другом — с кем-то ворчливым, раздражительным и, возможно, менее симпатичным. Весьма вероятно, что в первом случае вы будете ощущать радость и приятное возбуждение, а во втором — напряжение и даже злость. Два психолога — Стэнли Шехтер и Джером Сингер — провернули такой опыт в 1962 году, задолго до Экмана и его опросников с гримасами[357]. Это послужило появлению так называемой теории эмоций Шехтера — Сингера, или двухфакторной теории эмоций, а также (хочется верить!) ужесточению этических правил, касающихся экспериментов над людьми. Оказывается, контекст имеет значение.

Такое же значение имеет и культура. Воспитание и культура учат нас, как вести себя, когда мы испытываем те или иные чувства. Я остановлюсь на этом подробнее в следующей главе. Пока нам достаточно того, что идея универсальности эмоций оказалась не такой уж удачной. Что не помешало ей более сорока лет доминировать в психологии.

Подбирая слова