Ифалик был выбран неслучайно. Кэтрин Лутц хотела пожить среди людей, чьи «гендерные отношения были более эгалитарными, чем в американском обществе»[360]
. Где женщины могли открыто высказывать свое мнение и выражать эмоции. Она верила, что найдет это у народа Ифалика. Инаковость жителей Ифалика — пусть и не столь отдаленного поселения, как, например, форе, — в проявлении эмоций была хорошо задокументирована, если не сказать изучена. Лутц интересовало, можно ли перевести эмоции одной культуры на язык другой. Это означало, что ей предстояло обращать внимание на те же вещи, на которые обращал внимание Экман: гримасы, язык тела, интонации и так далее, но искать различия, а не сходства. Ей удалось отыскать несколько различий, но бНа первый взгляд кажется, что фаго можно перевести как «любовь» или «сочувствие», но не все так просто. Фаго чуть более специфично, чем любовь, потому что несет оттенок заботы о нуждающемся. Например, если кто-то нездоров, вы испытываете фаго. Не вы один, вся община испытывает фаго и помогает ухаживать за больным. Эмоция усиливается, когда кто-нибудь умирает. Лутц вспоминает, что фаго, испытываемое при смерти ребенка, выражалось в причитаниях, ударах в грудь, криках и размахивании руками. Это было не неконтролируемой скорбью, а срежиссированным действом.
Люди по очереди выходили вперед (или, скорее, их приглашали ближайшие родственники), чтобы поплакать непосредственно у тела. Хореография скорби требовала, чтобы те, кто «оплакивает сильно» (то есть плачет громче или скорбит глубже), плакали ближе к телу, а те, кто не плачет, отходили от него[361]
.Мне доводилось наблюдать подобное. В молодости я некоторое время жил в Тунисе. Реакция на смерть близкого в этой культуре была во многом аналогичной и схожим образом поставленной. Люди входили в дом умершего не по очереди, а друг за другом, и от каждого следующего требовалось причитать громче предыдущего, выражать еще большее горе в этом крещендо скорби. Важно помнить, что срежиссированный не значит неискренний. Просто тунисцев научили скорбеть именно так. Это единственный известный им способ. Для них это совершенно естественно.
Так, может, Лутц просто описала скорбь? Было ли фаго всего лишь очередным словом, обозначающим знакомое чувство? Вероятно, все же нет. Фаго — это и то, что мать чувствует к своему ребенку, и то, что муж чувствует к жене, когда она уходит. Кроме того, фаго ощущается по-разному в зависимости от того, к кому вы его испытываете. Если человек очень нуждается в вас, вы испытываете сильное фаго. Если кому-то нужно лишь немного помочь, ваше чувство не набирает такой мощи[362]
. И это лишь верхушка айсберга. Фаго — очень сложное чувство, которое затрагивает все сферы жизни на Ифалике. Его практически невозможно передать парой слов. Даже многословное объяснение — задача не самая простая. Лутц потребовалось более тринадцати тысяч слов, и я до сих пор не уверен, что человек настолько непосвященный, как я, в принципе способен до конца понять, что такое фаго.Исследование Лутц бросило вызов теории универсальных эмоций. Она не первой усомнилась в этих идеях: схожие заявления делали многие антропологи, включая Маргарет Мид. Однако работа Лутц приобрела особый вес в научных кругах. Это прекрасный пример конструктивистской позиции в споре между учеными, считающими некоторые эмоции врожденными, и учеными, считающими, что все эмоции обусловлены культурой. И этот спор, похоже, не думает утихать по мере того, как люди принимают ту или иную сторону.
Те, кто склонен верить в борьбу за социальную справедливость — например, политическое и социальное равенство полов, рас и гендеров, — как правило, в значительной степени опираются на идеи конструктивизма, а именно на мысль о том, что каждая культура и каждый человек имеют собственный голос и по-своему чувствуют и реагируют на вещи. Те, кто не согласен с ними, часто оказываются универсалистами. Они считают мир эмоций статичным и неизменным, а всех, кто выступает против «нормы», — угрозой. Но тут нас ждет интересный поворот: при ближайшем рассмотрении выясняется, что эти два полюса не так уж далеки друг от друга.