Хит, как и Мониж, пылко увлекся новой областью исследований – «биологической психиатрией». Это начинание опиралось на мысль о том, что психические недуги возникают не от психологических травм, а от физических сбоев в мозге. Однако лоботомию Хит действенным методом не считал. Пациент благодаря ей делался спокойным и более управляемым, однако симптомы его ослабевали, судя по всему, просто из-за притупления эмоций, а не потому, что пациент исцелялся от своей болезни. В конце концов Хит уверился в том, что источник психического расстройства находится на большей глубине мозга, в менее досягаемой подкорковой ткани, то есть в структурах, расположенных ниже коры, подобно сложенной салфетке. В экспериментах на кошках было показано, что эти структуры влияют на эмоции у этих животных. Конечно, если экстраполировать на людей результаты, полученные на кошках, придется допустить, что люди охотятся на воробьев на заднем дворе и любят спать и под кроватью, и на ней. Однако в своих экстраполяциях Хит по сути оказался прав.
Идеям в научном поле цена пятачок за пучок, и ценности они набирают, лишь когда их подкрепляют экспериментальными данными. К несчастью для Хита, заинтриговавшие его участки мозга располагаются слишком глубоко под хрупкой поверхностью и методами традиционной хирургии до них не добраться. А потому поиски подтверждения гипотезы Хита окажутся трудными и займут не один десяток лет.
Свои первые попытки он предпринял, опираясь на процедуру, которую некоторые врачи начали применять в предыдущем десятилетии – в 1930-е. В этом новом подходе к психохирургии глубоко в мозг пациенту вводились тонкие электроды, посредством которых считывали показатели деятельности мозга, а также стимулировали или же уничтожали тот или иной участок мозга – в зависимости от того, какую болезнь лечили. Хит начал экспериментировать с этим методом на животных, однако на людях пробовать не мог. И дело не в очевидном риске для пациента, а в том, что его скептически настроенные коллеги не желали обеспечивать ему необходимое финансирование и техническую поддержку.
Но вот как-то раз Хит, нежась на пляже в Атлантик-Сити, завел разговор с неким незнакомцем, и эта случайная беседа переменила Хиту всю жизнь. Незнакомец, проводивший отпуск в Атлантик-Сити, оказался деканом Медицинской школы при Тулейнском университете в Новом Орлеане. Они еще даже не успели представиться, как декан завел разговор о своей работе. Он взялся организовывать новый психиатрический факультет. Заикнулся о некоем исследователе из Коламбии, чьими трудами восхищался. Некто Хит, сказал декан.
В наши дни обретение должности преподавателя – нечто среднее между выдвижением своей кандидатуры на пост мэра и собеседованием на работу в почтовом отделении. А вот в ту пору наняться на факультет было проще. Никакой тебе бюрократии, никаких комиссий, собеседований и подковерных игр. Если вы с деканом познакомились на пляже и оба в плавках, работу он мог предложить вам не сходя с места. Именно это и произошло с Хитом.
Тулейнские нейрохирурги оперировали тогда в благотворительной больнице. Один будущий коллега Хита описал это заведение как «просторную красивую больницу, где лечатся самые больные пациенты, каких только доведется увидеть». Хиту до внешнего вида больницы было столько же дела, сколько ребенку до стен кондитерской лавки, увешанных подлинниками Пикассо. Притягивал его неистощимый запас неадекватных, помешанных (а иногда и буйных) пациентов, готовых подписаться на любую процедуру, если она, возможно, принесет облегчение. «Клинический материал», – как называл их Хит.
В 1949 году Хит переехал в Новый Орлеан. Пригожий и харизматичный, по словам коллег, Хит вскоре уговорил больницу выделить ему бюджет в 400 тысяч долларов и на эти деньги организовать отделение на 150 коек. Такую он себе замыслил научную игровую площадку, однако цель себе ставил возвышенную: применить методы глубинной стимуляции головного мозга, которые опробовал на животных, и узнать, как можно облегчать симптомы психических болезней у людей, одновременно изучая биологический источник болезни. Особенно интересна ему была шизофрения.