Эмпат

Что не являлось причиной для радости. Анья все равно изображала усталость и ложилась на нелюбимую кровать. Как успела заметить, стоило принять таблетки, ее моментально клонило в сон. Она размякала и превращалась в кашицу. Значит, содержалось в них снотворное, а что еще?

Вопросов была куча, тогда как отвечать на них никто не собирался. Более того: Анью вовсе как будто не помнили, будто не были с ней знакомы, смотрели на нее «издалека». Как такое может быть?! В каком измерении она очутилась?!

Но всего обиднее было то, что доктор Бергман так и не пришел и не объяснил причин происходящего. Хотя каждого, кто к ней являлся, она просила его позвать. Не переставая.

Не захотел? Ему не передали? Скорее всего, не передали. Кто поверит изолированной «больной»? Кто поверит нездоровой «преступнице»?

На пятый день у двери камеры Анья увидела Ральфа. Того самого коренастого охранника, который дежурил в тот памятный день, когда она по глупости посетила Рейнарда Либлика. Ей на удивление, введя пароль, он пропустил к Анье санитара. Только санитара она почти не заметила, поскольку все внимание сосредоточилось на Ральфе. На том, кто смотрел сквозь нее, будто и не видя. И не зная. И не помня.

– Ральф! – воскликнула Анья. – Ральф, вы же меня помните? Я приходила сюда на днях к Рейнарду Либлику. Я психолог! Вы-то уж помните, что сидел здесь Рейнард Либлик? Помните, желтоглазого социопата?

Ральф с удивлением взглянул на нее, нахмурился, затем и вовсе ушел. Как будто Анья несла чепуху.

– Переодевайся, – велел санитар, бросая на койку какие-то вещи.

– Почему мне никто не верит? Что с вами происходит? Вы что же все в бреду? – в отчаянии вопрошала Анья.

– Не поторопишься, останешься здесь еще на неделю. Ты этого хочешь? – спросил мужчина, которого Анья разглядела лишь сейчас: светлые волосы, невысокий рост, высокие, острые скулы.

– Куда вы меня поведете? – спросила Анья, попеременно поглядывая то на вещи, то на мужчину.

– На прогулку.

Хлопчатые брюки и белая футболка стали новой униформой Аньи. Стоило их надеть, неловко прячась от внимательных глаз, Анью вывели из затхлой камеры, и повели вдоль серых боксов.

Они оставили мрачную территорию изолятора. Чтобы немного протопав по холлу, и вовсе выйти из закрытого корпуса для особо-опасных преступников: она не раз ходила этим путем, потому представляла, куда направлялась.

Анья удивилась. Она не знала, что преступников водят на прогулки, к тому же за границы строго охраняемого участка. Анья вообще ничего не знала о «закамерной» жизни убийц. Не успела узнать, не позволили. Зато узнавала эту жизнь сейчас, оказавшись по другую сторону баррикад.

Спустившись на третий этаж, Анью завели в просторный зал с кремовыми стенами и воздушными занавесками на окнах. В углах стояли высокие фикусы, местами разместились уютные диваны-кушетки с виду похожие на скамейки. Здесь был телевизор, была стерео система. Ближе к онам стояли столы, за которыми сидели довольные люди: играя в карты, в настольные игры.

Анья опешила. Опешила и сначала стояла, не зная, как себя вести,… не понимая, куда попала. По сравнению с атмосферой изолятора: тяжелой, давящей и сложной, здесь витало теплое и дружественное настроение.

– Развлекайся, – сказал санитар и подтолкнул Анью в спину, после чего исчез в просторах помещения.

Анья неспешно прошла вперед. Люди в домашних одеждах приятно проводили время, ничем не отличаясь от тех людей, которых Анья каждый день встречала на улицах, в магазинах, на учебе: бодрые, на вид здоровые, поглощенные своими делами. Да, были и другие, которые молчаливо, ото всех в стороне, сидели погруженные в собственные мысли. Только общей картины они не портили.

Кто-то почитывал книгу, другой смотрел в окно, сидя на удобном, комфортабельном кресле. И никто не смотрел на нее. Никто не обращал на нее внимание. После того, что случилось, Анья не могла не отметить: даже не косился в ее направлении.

Анья помнила страшные взгляды, которые бросали на нее пациенты в тот последний рабочий день. В той же столовой, к примеру. А теперь – ее словно нет. На нее не смотрели как на вишневый пирожок, который поскорее следует съесть. До Аньи никому не было дела.

Не зная радоваться тому или ожидать подвоха, Анья дошла до обособленной ниши, заставленной высокими полками с книгами, и, сев на удлиненный полукруглый диванчик, аккуратно врезанный между стеллажами, стала наблюдать. Комната, плавно переходящая во вторую, изгибаясь бумерангом. Вдалеке, напротив Аньи – двустворчатая дверь, через которую Анья вошла. Подобная дверь, но уже поодаль слева, в другом, соседнем зале. Камеры. Утыканные по всему потолку. Смотрители: мужчины и женщины в белых халатах. В этой комнате трое, а в другой…

– Хочешь сбежать?

Повернув голову на голос, Анья увидела импозантную женщину с всклокоченными седыми кудрями, спускавшимися ниже плеч. На вид ей было не больше шестидесяти, и, как и все в этой комнате она соблюдала пижамный дресс-код. В ее случае дресс-код составлял комплект из серых брюк и серой рубашки с длинными рукавами.