Эмпат

Анья подлетела к двери. Действительно. В направлении Аньи, катя тележку, набитую закрытыми контейнерами, должно быть, с едой, шла женщина в белом халате. С ней рядом вышагивал охранник: мужчина с веснушчатым лицом, которого Анья раньше не видела.

Пара останавливалась по очереди, то у одной камеры, то у другой, чтобы просунуть контейнер с едой в специальное отверстие в двери. Стоило приблизиться к ней, как Анья незамедлительно заговорила:

– Послушайте, произошла ошибка, – Анья врослась лицом в стекло. – Я Анья. Анья Янковских. Я работаю на доктора Бергмана. Меня не должно здесь быть. Я не больна!

Рослый охранник усмехнулся.

– Держи, – сказала санитарка, женщина средних лет, с аккуратной «химией» на темноволосой голове, – иначе останешься голодной. – Безразличным был не только голос, но и лицо: совершенно безэмоциональное.

Контейнер лег на специальную подставку, которая автоматически поднялась, стоило посуде пролезть в отверстие.

– Позовите доктора Бергмана, он вам все объяснит. Это камера Рейнарда Либлика, социопата с душевными расстройствами. Это он здесь должен сидеть. Но его здесь нет, он сбежал, а меня… а меня поместил сюда, – догадалась Анья. – Я не знаю, для чего так поступил, но он опасен. Очень опасен! Его следует срочно найти!

Женщина нахмурилась, да так, что на лбу образовались борозды. Ничего не ответив, она отошла от двери и покатила тележку дальше.

– Постойте! Не уходите! Я говорю серьезные вещи! – кричала Анья компании вслед. – Я понимаю, вам кажется, что я сумасшедшая, поскольку сижу в этой ужасной камере, но просто поверьте мне и позовите доктора Бергмана!

К ней не обернулись, правда, надолго не покинули. Камера Рейнарда Либлика находилась чуть дальше середины коридора. Додав контейнеры с едой оставшимся на очереди пациентам, в том числе в противоположном ряду, высокий охранник и низкая санитарка стали возвращаться обратно.

– Пожалуйста, я не прошу вас меня выпускать. – Они не успели до нее дойти, как Анья продолжила сбивчивую речь. – Я прошу обратиться к доктору Бергману или любому другому приближенному к нему врачу. Они вам все расскажут. Докажут, что я не вру. Просто скажите им, что Анья – Анья Янковких, по ошибке заперта в изоляторе! Пожалуйста, это все, чего я прошу!

Санитарка мазнула по Анье взглядом, но, не сказав ни слова, не выдав ни единой обнадеживающей эмоции, хотя бы смятения или сомнения, прошла мимо. Охранник и вовсе на нее не взглянул, словно Анья не стоит внимания.

– Пожалуйста, позовите доктора Бергмана! Сообщите ему о Рейнарде Либлике! Скажите, что он убежал! – кричала Анья персоналу вслед.

Общая дверь изолятора грузно отъехала в сторону, чтобы секундами позже скрыть за собой санитарку. Охрана осталась блюсти порядок.

Анья разочарованно отошла назад, мельком взглянула на контейнер. О какой еде могла идти речь? В положении, в котором оказалась, Анье кусок в горло не лез. Мутило от всего, что ее окружало, а уж от еды,… которая предназначалась Рейнарду Либлику…

Как он такое провернул? Сумел поместить Анью в камеру? Не просто поместить, но и скрыть следы своего недавнего в ней пребывания? Неужели охрана не имеет представления, кто должен здесь сидеть? Конечно же, имеет! Ральф знал. Охранник, с которым Анья разговаривала, когда приходила пообщаться с убийцей, знал, что в бездушной камере под номером СС37 сидит Рейнард Либлик, опасный социопат. Он обращался к нему по имени.

За решетчатым окном смеркалось, должно быть, пациентам принесли ужин. Так и не притронувшись к еде, Анья села на кровать.

Почему Рейнард Либлик поступил с ней так бесчеловечно? Отчего запер здесь? Она не сделала ему ничего плохого.

Мучили смутные догадки… Вероятнее всего, повлиял на него разговор с Аньей. Под конец общения Рейнар Либлик изменился в лице и выглядел странным и напряженным. Конечно, странностям социопатов удивляться не следовало, но все же. Неужели Анья, сама того не желая, сболтнула лишнего? Может, обидела?

Не следовало к нему идти. Глупая: глупая Анья. Она же знала, что такие, как Либлик, во всем и во всех ищут собственную выгоду. Социопатам нельзя доверять. Ты думаешь, что используешь их, тогда как они используют тебя. И что она получила в итоге?

Стены удушающей камеры. Однако Анья ошибалась, полагая, что хуже быть не может.

На следующий день у камеры остановились два медбрата, и обоих Анья знала: Кристьян и Марек. Два неразлучных товарища, они частенько дежурили вместе.

На крыльях возрождающей надежды Анья устремилась к двери, уверенная, что они пришли ее освобождать.

– Кристьян! Марек! Слава Богу! – улыбка облегчения озарила лицо. – Хотя бы вы подтвердите, что я не сумасшедшая, и меня поместили сюда по ошибке!

На нее с интересом взглянули. Синие глаза Кристьяна, брюнета с тонкими чертами лица, до того изучавшего бумаги, встретились с глазами Аньи. Всегда прицельный, сосредоточенный взгляд, даже немного угрюмый, при этом не лишенный нотки озорства. Возможно, потому они с Мареком поладили. Живого, нетривиального медбрата, с сережкой в ушах и жвачкой во рту, окружали веселые люди.