Анья ускорила шаги, потому как такие же недобрые взгляды посыпались со всех сторон: одна пара глаз, вторая;… мужчина с сережкой в носу, молодая брюнетка с аккуратным каре, пожилая пара, – а может, и не пара, – мужчина в красной полосатой футболке…
Поднялся один, поднялся второй,… и она не сразу – далеко не сразу поняла, что происходит. Замедлила шаги, пытаясь успокоить одичавшее чутье, которое советовало бежать. И наблюдала, как один за другим, только из разных, соседних грядок вылезают головки… ни то плодов, ни то сорняков.
Анья пошла быстрее. Потому как каждый, вперив в нее взгляд, направлялся именно к ней. Из-за стола у дальнего угла, из-за стола у ближнего; того, что рядом с лимонным деревом, тем, что напротив, в параллель перегородке – люди поднимались, и люди шли.
Она уже приметила небольшое скопление из пяти-шести человек: они окружали ее. Прожигая тоскливыми, обеспокоенными взглядами, они словно к солнцу тянулись к ней и пытались схватить своими руками.
– Отойдите,…не трогайте…
К кучке примкнула блондинка, затем седовласый старик…
Кое-как сумев освободиться, Анья протиснулась вперед, тем самым вырвавшись из объятий толпы. Только для того, чтобы попасть в другую кучу, состоявшую из терпеливых пациентов у раздачи в очереди.
На Анью обрушился страх, сокрушительный и всеохватывающий – он моментально сковал движения. Накрыла паническая атака. Та самая, о которой читала, но которой никогда не была подвержена. Анья замерла, не зная, как быть. Не зная, что делать и куда бежать. Люди теперь шумели, о чем-то спрашивали, что-то говорили. Сжимая кольцом своих жарких тел, они надавливали все сильнее и продолжали тянуться к Анье.
– Отойдите,… отойдите же, дайте пройти…
Ей не хватало воздуха. Пытаясь выбраться из паутины рук, дыхания тел и эха голосов, она пробивалась сквозь живую массу, что, не переставая росла в объеме: людей становилось все больше. Сил оставалось все меньше. Как могла, не различая пути, Анья стремилась на яркий свет.
Именно тогда она увидела искру. Шустрая извилистая молния поднялась по ее руке, пробежавшись под кожей, по венозной дорожке, и вмиг погасла. Следом, краешком глаз, приметила вторую, такую же призрачную, но уже на другой руке. В ладонях возникло тепло, на глаза опускался мрак, а молнии, игривой паутинкой, едва заметной, несуществующей вовсе, резвились короткими вспышками.
– Что происходит?.. Что творится? – в панике шептала Анья. – Отойдите же от меня… Отойдите!
Анью никто не слышал. Столовая погрузилась в хаос. Люди галдели, толкались локтями, обижали один другого, пытаясь пробраться, пробиться к ней. Анья закашлялась, едва не упала, а, если бы упала – ее бы раздавили. Толпа разъярилась, толпа распались, и теперь несла истерящую Анью на крыльях кипучей, безумной любви.
Люди продолжали стекаться, руки продолжали тянуться… В то время, как тело наполнилось теплом, которое быстро увеличивало градус: от «приятно» до «опасно», от «терпимо» до «невыносимо жарко». В груди, раздирая корнями, росло невыносимое, необъяснимое давление. Анья не выдержала – Анья закричала, только крик был исторгнут молча. И вместе с криком что-то взорвалось: внутри нее, громко и мучительно…
По телу пробежал тайфун, прошлась болезненно-освободительная волна, и зал мгновенно потонул в свету, заставив зажмуриться крепко-крепко…
Анья засияла звездой, и ее сияние, ослепив белым светом, – невыносимым, космическим светом, – отбросило людей назад.
Грохот, треск, биение стекол,… биение изнывающих, неприкаянных сердец…
Нереальное «ударное» свечение, подобно кругам на потревоженной воде, увеличивало радиус влияния, сметая все на своем пути. Предметы отлетали в стороны, двери слетали с петель. В сопровождении дикого ветра друг за другом взрывались окна: в столовой, в кабинетах, в процедурных, по очереди вдоль длинных коридоров.
Трещинами подернулся пол, угрожая разверзнуться вместе с землей: где бетон, а где ламинат, плитки холла и кафель душевых.
В кирпичном здании поселилось солнце: огромное, белое, круглое, которое заняло собой всю площадь,… которое продолжало расти в размерах….
Анья давно не чувствовала тела, в ушах стоял невыносимый гул, и гул внезапно отпустил…
Анья ничком лежала на полу.
Веки разлепила с тяжестью. Голова тяжелая, сознание спутанное.
Анья приподняла голову, что далось ей с большим трудом: выжитая как лимон, она лежала на правом боку на жесткой, неуютной подстилке.
Тело ныло от боли, будто всю ночь таскала камни. Полностью обесточенная – таковой себя ощущала. У Аньи выжали все ресурсы, опустошили, выпили кровь – произошел мощнейший отток энергии. А главное и самое пугающее, где-то внутри, под оболочкой тела, поселилась глухая пустота. Вместо органов – один лишь вакуум. Анью лишили весомой частицы, наиважнейшего кусочка души, и ей его не хватало.