В 1786 году Финдли уже был членом законодательного собрания штата, когда Брекенридж решил, что тоже хочет стать законодателем. Брекенридж выставил свою кандидатуру на выборах и победил, пообещав своим западным избирателям, что будет заботиться об их интересах, особенно в том, что касается использования государственных бумажных денег при покупке земли. Но затем начались его проблемы. В столице штата, Филадельфии, он сблизился с зажиточной толпой, окружавшей Роберта Морриса и Джеймса Уилсона, которым больше по вкусу были космополитические вкусы. Под влиянием Морриса Брек-енридж не только голосовал против сертификатов штата, которые обещал поддерживать, но и стал причислять себя к восточному истеблишменту. У него хватило наглости написать в "Питтсбургской газете", что "восточные члены" ассамблеи выделили его среди всех "гуннов, готов и вандалов", которые обычно перебираются через горы, чтобы принимать законы в Филадельфии, и похвалили за "либеральность". Но именно на званом обеде в доме верховного судьи Томаса Маккина в декабре 1786 года, на котором присутствовали и он, и Финдли, он совершил свою самую дорогостоящую ошибку. Один из гостей предположил, что поддержка Робертом Моррисом Североамериканского банка, похоже, была направлена в основном на его личную выгоду, а не на благо народа. На это Брекенридж громко ответил: "Народ - глупцы; если бы они оставили мистера Морриса в покое, он сделал бы Пенсильванию великим народом, но они не позволят ему сделать это".22
Большинство политических лидеров уже знали, что лучше не называть народ дураками, по крайней мере публично, и Финдли увидел свой шанс сбить Брекенриджа с толку. Он написал о выступлении Брекенриджа в "Питтсбургской газете" и обвинил его в предательстве народного доверия, когда тот проголосовал против сертификатов штата. Вполне нормально, саркастически сказал Финдли, что представитель может изменить свое мнение, если он не просил и не ожидал получить эту должность, "что обычно бывает со скромными, незаинтересованными людьми". Но для такого человека, как Брекенридж, который открыто добивался должности и давал предвыборные обещания, изменить свое мнение могло вызвать только "возмущение" и "презрение" народа.
Брекенридж тщетно пытался ответить. Он пытался оправдать свою смену голоса на классических республиканских основаниях, что народ не может знать о "сложных, запутанных и вовлеченных" проблемах и интересах, связанных с законотворчеством. Только образованная элита в ассамблее, говорил Брекенридж, обладала "способностью четко различать интересы государства".23
Но чем больше Брекенридж пытался объяснить, тем хуже становилось его положение, и он так и не смог полностью оправиться от нападок Финдли. Они снова скрестили шпаги на выборах в ратификационный конвент штата в 1788 году, и Брекенридж, будучи убежденным федералистом, проиграл антифедералисту Финдли. После этого Брекенридж на время оставил политику и воплотил свое разочарование в превращениях американской демократии в свой комический шедевр "Современное рыцарство".
В этом бессвязном пикарескном романе, написанном по частям в период с 1792 по 1815 год, Брекенридж выплеснул весь свой гнев на социальные перемены, происходящие в Америке. Его героем и выразителем мысли в романе стал классик ("его идеи черпались в основном из того, что можно назвать старой школой; греческие и римские представления о вещах"). Ничто не было глупее, заявлял его классический герой, чем возведение народом в государственные должности невежественных и неквалифицированных людей - ткачей, пивоваров и трактирщиков. "Подняться из подвала в сенатский дом было бы неестественным подъемом. Переходить от подсчета ниток и их подгонки к расщеплению тростника к регулированию финансов правительства было бы нелепо; в этом деле нет никакого соответствия. . . . Это было бы возвращением к прежнему порядку вещей".
Это "зло, когда люди стремятся занять должность, для которой они не подходят", стало "великой моралью" романа Брекенриджа. Однако именно потому, что он сам был продуктом социальной мобильности, Брекенридж никогда не терял веры в республиканство и не принимал полностью веру федералистов в социальную иерархию.