Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Даже самые преданные аболиционисты были озабочены тем, что делать с освобожденными. Поскольку все большее внимание уделялось неполноценности чернокожих, их экспатриация куда-нибудь за пределы Соединенных Штатов стала единственной жизнеспособной альтернативой рабству. Даже такой искушенный человек, как Мэдисон, придерживался идеи колонизации чернокожих за пределы страны, хотя и с меньшей уверенностью. Он продвигал эту идею с 1789 года, когда впервые предположил, что убежище "может оказаться большим стимулом к манумиссии в южных районах США и даже дать лучшую надежду на прекращение рабства".73 Хотя после 1806 года вывоз чернокожих становился все более маловероятным, разговоры об этом продолжались и в конечном итоге привели к созданию Американского колонизационного общества в 1816-1817 годах. Идея о том, что сотни тысяч афроамериканцев могут быть переселены в другие страны, была еще одной из многих иллюзий, которые питало поколение американцев-основателей.

ВНЕЗАПНО страна стала одержима расовыми различиями и проблемой освобожденных негров. Даже на Севере либеральная атмосфера первых послереволюционных лет испарилась, и белые начали реагировать на растущее число освобожденных негров. Даже либеральный священник с Севера отказался венчать смешанные пары, опасаясь, что такие "смеси" в конечном итоге создадут "разноцветную расу" в городе Филадельфия. В 1804 и 1807 годах Огайо требовал от негров, въезжающих в штат, внести залог в пятьсот долларов, гарантирующий их хорошее поведение, и предъявить судебные свидетельства, подтверждающие их свободу. Чиновники из Пенсильвании, которая ранее была центром аболиционизма, беспокоились о последствиях миграции в их штат всех освобожденных южных рабов. "Когда они прибывают, - заявил один из жителей Филадельфии в 1805 году, - они почти всегда предаются разврату и распутству, к большому раздражению наших граждан". В том же 1805 году толпа белых прогнала группу собравшихся чернокожих с празднования Четвертого июля в Филадельфии, положив тем самым конец тому, что всегда было двурасовым праздником в Городе братской любви. Хотя Массачусетс быстро освободил своих рабов, теперь в штате были приняты законы, запрещающие межрасовые браки и изгоняющие всех чернокожих, не являющихся гражданами того или иного штата.74

В Нью-Йорке во втором десятилетии XIX века законодательное собрание, в котором доминировали республиканцы, лишило права голоса свободных чернокожих, которые долгое время им обладали, отчасти потому, что были чернокожими, а отчасти потому, что были склонны голосовать за федералистов. Нью-йоркские федералисты, естественно, выступали за имущественный ценз для участия в выборах и не возражали против участия в выборах чернокожих, которые могли соответствовать имущественному цензу. Республиканцы, напротив, выступали за равные права и всеобщее избирательное право для мужчин, но именно по этой причине не могли допустить, чтобы чернокожие голосовали наравне с белыми. В то самое время, когда нью-йоркские республиканцы-джефферсонцы отказывали в праве голоса чернокожим избирателям с большим стажем, они способствовали незаконному голосованию ирландских иммигрантов, которые еще не были гражданами, зная, что такие недавние переселенцы будут голосовать за демократов-республиканцев. Таковы странные и порочные последствия республиканского равенства и демократии.75

Белые на Севере стали копировать Юг, разделяя расы так, как не делали этого раньше. Свободные чернокожие проживали в отдельных кварталах и в отдельных секциях театров, цирков, церквей и других мест. Большинство американцев, как северян, так и южан, стали считать Соединенные Штаты "страной белых людей".

Смогут ли штаты молодой республики удержаться на плаву между рабством и свободой? Этот тревожный вопрос омрачал весь пыл и оптимизм американцев начала девятнадцатого века.

 

15

.

Восходящая слава Америки

Несмотря на доблестные попытки Джефферсона оправдать американский гений, ко второму десятилетию XIX века многие задумались о том, что шутки европейцев о том, что Америка - это культурная пустошь, в конце концов, оказались слишком точными. Где были великие писатели, великие художники, великие драматурги? Несмотря на большие надежды 1790-х годов и обещание стать самой просвещенной нацией в мире, Америка, казалось, была неспособна создать что-либо художественное, что привлекло бы внимание Европы. "Кто читает американскую книгу? или ходит на американскую пьесу? или смотрит на американскую картину или статую?" - усмехался британский критик Сидней Смит в 1820 году. Оглядываясь назад, Ральф Уолдо Эмерсон соглашался с тем, что страна не смогла реализовать свои прежние художественные обещания. Он считал, что поколение его отца практически ничего не внесло в американскую культуру, и уж точно не в Массачусетсе. "С 1790 по 1820 год, - говорил он, - в штате не было ни одной книги, ни одной речи, ни одного разговора, ни одной мысли".1