Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

В свете их прежнего колониального статуса и широко распространенных ранее заявлений о культурной неполноценности их предположение о том, что они станут культурными лидерами западного мира, мягко говоря, шокирует. Тем не менее, свидетельства того, что революционные лидеры и художники видели Америку местом, где в конечном итоге будут процветать все лучшие виды искусства и науки, просто неопровержимы.

Газеты, проповеди, ораторские выступления, даже частная переписка были наполнены восторженными видениями будущих американских достижений во всех областях знаний. Когда революционеры говорили о том, что "ступают на республиканскую землю Греции и Рима", они имели в виду не только то, что возведут республиканские правительства, но и то, что со временем у них появятся свои Гомеры и Вергилии, по словам историка Дэвида Рамзи, свои "поэты, ораторы, критики и историки, равные самым знаменитым из древних содружеств Греции и Италии".6

Такие мечты, какими бы напыщенными они ни казались в ретроспективе, были основаны на передовой научной мысли того времени. Это обоснование подрывало укоренившееся в мнение Буффона о том, что Новый Свет - нежелательная среда обитания человека, и придавало американцам уверенность в том, что они совершат свою революцию. Они знали, как отмечал философ Дэвид Хьюм, что свободные государства поощряют обучение населения, а образованное население - лучший источник гениев и художественных талантов. Но более важной для убеждения американцев в том, что они могут стать будущими художественными лидерами мира, была идея translatio studii, древнее представление о том, что искусство и наука неизбежно движутся на запад.

С начала восемнадцатого века некоторые американцы мечтали о том, что искусство уже на пути в их дикие земли. Даже основание Йельского колледжа в начале века доказало Джеремайе Даммеру, что "религия и вежливое обучение путешествуют на запад с момента своего первого появления в мире". Он надеялся, что искусство "не успокоится, пока не найдет свое главное пристанище в нашей части света".7 После публикации в 1752 году "Стихов о перспективах распространения искусств и обучения в Америке" епископа Беркли (первоначально написанных в 1726 году) все больше американцев стали верить, что будущее принадлежит им. Все знали, что цивилизация и искусство неуклонно двигались на запад - от Ближнего Востока к Греции, от Греции к Риму, от Рима к Западной Европе, а теперь, писал Беркли,

На запад уходит курс империи,

Первые четыре акта уже прошли,

Пятая завершает драму дня;

Самое благородное детище времени - последнее.8

В последующие десятилетия поэма Беркли перепечатывалась практически во всех американских газетах и журналах, и все больше американцев убеждалось, что искусство вот-вот переместится из Западной Европы в Америку, где будет процветать как никогда прежде.9 Уже в 1759 году несимпатичный британский путешественник Эндрю Бернаби отметил, что колонисты "с нетерпением и радостью ожидают того судьбоносного момента, когда Америка даст закон всему остальному миру".10

Эта тема translatio studii стала настолько привычной для американцев XVIII века, что привела к появлению нового литературного жанра - поэмы "Восходящая слава Америки", в которой, кажется, пробовал свои силы каждый джентльмен с литературными устремлениями. Самым известным произведением с таким названием - "Восходящая слава Америки" - стало стихотворение Филипа Френо и Хью Генри Брекенриджа, написанное в 1771 году при поступлении в Принстон. В нем они предсказывали, что со временем у американцев появятся не только собственные государства, "не менее прославленные, чем Греция и Рим древности", но и собственные Гомеры и Милтоны. Поэт Джон Трамбулл повторил ту же тему, предсказав, что художники, архитекторы, музыканты и писатели неизбежно найдут свое место в этой свободной и некоррумпированной стране:

На эту землю будут смотреть Стил и Аддисон,

Прежние славы сравнятся с новыми;

Какой-нибудь будущий Шекспир очарует подрастающий век,

И будет держать в волшебных цепях слушателей сцены.11

Конечно, не каждый американский интеллектуал был уверен в способности Нового Света принять унаследованный факел западной культуры, а некоторые сомневались, что примитивные вкусы Америки смогут когда-либо поддерживать изящные искусства. Однако почти все, кто стал приверженцем Революции, приняли видение того, что Америка станет не только либертарианским убежищем от мировой тирании, но и достойным местом, где, по словам Эзры Стайлза, просвещенного президента Йеля, "все искусства могут быть перенесены из Европы и Азии и расцвести с ... усиленным блеском".12