Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

То, что этот художник-самоучка преуспевал в Балтиморе, в то время как опытные художники терпели неудачу, приводило в ярость женщину-редактора Элизу Андерсон, дочь выдающегося ирландского врача и невесту французского архитектора Максимилиана Годфруа, сосланного Наполеоном в Соединенные Штаты в 1805 году. Андерсон не могла смириться с американской тенденцией считать, что простые ремесленники - портные и плотники - могут претендовать на вкус к живописи. Американцы, писала она в 1807 году в "Балтиморской федеральной газете", похоже, не в состоянии провести различие между полезными искусствами ремесленников и изящными искусствами настоящих художников. "Аполлон несколько аристократичен, - утверждала она, - и не допускает полного равенства при своем дворе. . . . Музы довольно дерзки и не допускают рабочих на свои дамбы". Она посоветовала Гаю вернуться к своему "вдохновляющему душу занятию - пошиву панталон". Что касается Балтимора, то, по мнению Андерсон, это "Сибирь искусств".

Гай, наряду с немецким иммигрантом Джоном Льюисом Криммелем, английским иммигрантом Уильямом Расселом Бирчем и приезжим русским дипломатом Павлом Свининым, стал одним из первых жанровых художников в истории Америки. Эти художники изображали людей, здания и пейзажи топографически, более или менее такими, какими они были, а не так, как диктовали художественные конвенции того времени. Утонченным критикам вроде Элизы Андерсон их работы могли не нравиться, но многим американцам - нравились.76

Серьезные художники считали, что жанровые сцены слишком убоги и низменны для их таланта, а такие живописцы, как Джон Вандерлин и Сэмюэл Морс, презирали изображение простых людей - за исключением, по словам Вандерлина, итальянских крестьян. По мнению Вандерлина, итальянские крестьяне, лишенные "моды и фривольности", были достаточно близки к природе, чтобы обладать неоклассической универсальностью, которую стоило бы изображать. Но большинство крупных художников не хотели иметь ничего общего с такими простыми и скромными сюжетами. Уильям Данлэп высмеивал бывшего художника-знаменосца Джеремайю Пола за его грубые попытки писать жанровые картины. Пол, по его словам, был "одним из тех несчастных людей, которые, проявив в раннем возрасте то, что называют гениальностью, нацарапав убогие фигурки всех Божьих созданий или всего, что может быть нарисовано мелом или чернилами, побуждают себя посвятить себя изящным искусствам, не имея ни средств для совершенствования, ни образования, необходимого для того, чтобы соответствовать свободной профессии. . . . Он был человеком вульгарной внешности и неловких манер".77

Слишком много мужчин, людей среднего достатка, людей вульгарной внешности и неловких манер, казалось, участвовали во всех видах искусства, и серьезные художники и многие представители элиты были в отчаянии от того, что они видели как растущую вульгаризацию вкуса. По мере того как стирались социальные различия между джентльменами и простыми людьми, сама культура, казалось, опустилась, как ворчал Данлэп, до "определенной точки посредственности". Искусство стало популяризироваться, создавая, жаловались недовольные федералисты, новый вид товарной культуры, "широко и тонко распространенной", чьи вкладчики превратились в культурных "методистов", "слабо хватающихся за все... перелетающих от новинки к новинке и радующихся расцвету литературы".78 Представители литераторов, придерживавшиеся традиционных гуманистических стандартов республики букв, оказались в окружении скупой популярной культуры, которую они едва ли могли контролировать, но перед которой они несли особую республиканскую ответственность. "Мы знаем, что в этой стране, где повсюду царит дух демократии, - писал молодой библеист Эндрюс Нортон в 1807 году, - мы подвергаемся воздействию ядовитой атмосферы, которая уничтожает все прекрасное в природе и разъедает все изящное в искусстве". Тем не менее, такие ученые дворяне, как Нортон, считали, что на них лежит особая гражданская обязанность очищать эту ядовитую атмосферу, "исправлять ошибки, сдерживать заразу ложного вкуса, спасать общество от навязывания тупости и утверждать величие образованности и истины".79