Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Многие люди среднего достатка - те, кто был наиболее мобилен и вовлечен в коммерческую деятельность, от рыночных фермеров до ремесленников и мелких предпринимателей, - открыли для себя в евангелизме своего рода контркультуру, которая предлагала им альтернативные меры самоуважения и социальной респектабельности и в то же время давала моральное оправдание их необычному поведению. "Свобода для них - это очень громкое слово", - жаловался в 1811 году служитель-федералист из Нью-Гэмпшира на местных сектантов, которые бросали вызов консервативным конгрегационалистам. Они говорят своим слушателям, ворчал он - скорее с точностью, чем с сочувствием, - отбросить "все свои старые предрассудки и традиции, которые они получили от своих отцов и священников; которые, по их словам, являются наемниками, держащими ваши души в рабстве и под гнетом". Поэтому, выражаясь их собственным языком, они говорят: "Сбросьте с себя все эти ярмо и бремена, выйдите из тюрьмы и осмельтесь думать, говорить и действовать самостоятельно"".92 Неудивительно, что большинство этих радикальных евангелистов в Новой Англии и других местах стали республиканцами Джефферсона: евангелисты и республиканцы на Севере проповедовали одно и то же послание и черпали из одних и тех же социальных источников.

Будучи названными вежливым обществом "отбросами земли, грязью творения", евангелисты сделали свое общение, свой опыт обращения и свои особые народные обряды знаками респектабельности.93 Они начали прилагать напряженные усилия, чтобы взять под контроль свои собственные страсти и анархические порывы и создать некоторый порядок из всего социального беспорядка. К ужасу своих необученных странствующих проповедников, некоторые из них стали предлагать создать семинарии для подготовки своих священнослужителей. За несколько десятилетий после основания Андоверской семинарии в 1807 году представители тринадцати различных протестантских деноминаций создали пятьдесят семинарий в семнадцати штатах.94 Они начали прекращать свои насмешки над образованием и пытались приобрести хоть немного благородства, которого, как им неоднократно говорили, им не хватало. Они работали в моральных обществах, которые возникали повсюду, и осуждали распущенное поведение, которое они видели вокруг себя - сквернословие, пьянство, проституцию, азартные игры, танцы, скачки и другие развлечения, которые разделяли как роскошная аристократия в верхушке общества, так и непроизводительный сброд в низах. Осуждая пороки тех, кто был выше и ниже их, евангелисты наносили удар сразу по двум социальным направлениям и тем самым начинали приобретать отличительные черты "среднего класса".

Другие люди переживали столь радикальные перемены и недоумение в своей жизни, что им оставалось только сделать вывод, что мир стоит на пороге великих преобразований - не иначе как Второго пришествия Христа и Судного дня, предсказанных в Библии. Пожалуй, никогда еще в истории христианства тысячелетие не казалось столь неотвратимым, и, возможно, никогда еще так много людей не верили, что наступили последние дни.

В бурные десятилетия после революции расцвели различные милленаристские верования, как научные, так и популярные. Буквально миллениализмом называлась доктрина, которой придерживались некоторые христиане на основании Откровения 20:4-6. Традиционная вера в тысячелетие обычно предполагала, что пришествие Христа будет предшествовать установлению нового Царства Божьего. Буквальное пришествие Христа должно было быть предвозвещено знамениями и бедами, кульминацией которых станет ужасный пожар, в котором все будет уничтожено. Затем Христос будет править верующими в Новом Иерусалиме в течение тысячи лет до последнего Судного дня. Те, кто придерживался подобных домилленаристских взглядов, обычно считали мир настолько испорченным и злым, что только внезапное и катастрофическое вмешательство Христа могло бы создать его заново.

Вышедшая из сердца пуританства XVII века, эта пессимистическая эсхатологическая традиция была существенно изменена в Америке великим теологом XVIII века Джонатаном Эдвардсом. По замыслу Эдвардса, тысячелетие наступит внутри истории, то есть пришествие Христа будет следовать за тысячей лет, которые составят последний век существования человека на земле, а не предшествовать ей. Эта тысяча лет будет временем радости и благополучия в подготовке к окончательному пришествию Христа. В годы после революции ряд видных американских священнослужителей, включая внука Эдвардса Тимоти Дуайта, президента Йельского университета, а также Джозефа Беллами и Сэмюэля Хопкинса, пропагандировали тысячелетние взгляды Эдвардса, которые помогли оправдать и объяснить великие социальные перемены того периода. Трактат Хопкинса "О тысячелетии", опубликованный в 1793 году, стал настольной книгой для целого поколения американских богословов.95