На фоне такого революционного пыла британцы понимали, что эта борьба будет отличаться от многих предыдущих столкновений с их древним врагом. В тот день, когда в 1793 году Великобритания объявила войну революционной Франции, тридцатитрехлетний премьер-министр Уильям Питт, блестящий сын великого министра, выигравшего Семилетнюю войну поколением раньше, заявил парламенту, что британцы сражаются не просто за традиционный баланс сил в Европе, а за свою монархию и свой образ жизни, более того, за "счастье всего человечества". Французы, сказал Питт, хотят принести свою марку свободы "каждому народу, и если они не принимают ее добровольно, они принуждают их. Они используют любую возможность, чтобы уничтожить все институты, которые являются наиболее священными и наиболее ценными в каждой стране, где появляются их армии; и под именем свободы они решили сделать каждую страну по существу, если не по форме, провинцией, зависящей от них самих". Цена британской крови и сокровищ почти двух с половиной десятилетий войны была поразительной - почти триста тысяч убитых и более миллиарда фунтов стерлингов в денежном выражении.2
Хотя война шла во всех частях света, она не была единой непрерывной войной, как мировые войны XX века; напротив, это была серия войн, большинство из которых были очень короткими и разрозненными. Каждая из великих континентальных держав - Австрия, Пруссия, Россия - создавала и распускала коалиции против Франции в соответствии со своими интересами. Зачастую опасаясь друг друга больше, чем Франции, они были готовы как к союзу с Наполеоном, так и к войне против него. Только Великобритания, за исключением одного года мира в 1802-1803 годах, на протяжении всего периода постоянно находилась в состоянии войны с Францией.
По Амьенскому договору, который Великобритания подписала с Францией в 1802 году, под ее контролем оказались Бельгия, Голландия, левый берег Рейна и Италия. Этот мир не мог быть долгим, поскольку он устраивал Великобританию не больше, чем Наполеона, который начинал распространять свою власть на все новые и новые части Европы. Британия объявила войну Франции в 1803 году и сформировала Третью коалицию с Австрией и Россией против Франции. Наполеон короновал себя императором в 1804 году и строил планы вторжения в Англию. В октябре 1805 года британский флот под командованием адмирала Горацио Лорда Нельсона разгромил объединенный французский и испанский флоты у мыса Трафальгар. Победа Нельсона разрушила планы Наполеона по вторжению в Англию и гарантировала Британии контроль над морями. Затем в конце 1805 года Наполеон разбил объединенные австрийские и русские армии при Аустерлице (находится на территории современной Чехии), что привело к краху Третьей коалиции, созданной англичанами против французов.
Президент Джефферсон сразу же понял последствия победы Наполеона под Аустерлицем. "Какое ужасное зрелище представляет собой мир в этот момент, - писал он в январе 1806 года, - один человек властвует над континентом Европы, как колосс, а другой безудержно бродит по океану".3 Америка оказалась между этими двумя левиафанами, которые, будучи вовлеченными в борьбу за господство не на жизнь, а на смерть, вряд ли могли уделять много внимания заботам неловкой молодой республики, находящейся в трех тысячах миль от них. Наполеон считал, что пройдет не менее двух-трех столетий, прежде чем Соединенные Штаты смогут представлять военную угрозу для Европы.
Однако американцы так и не смогли в полной мере оценить это пренебрежительное отношение европейцев к могуществу своей страны. У них была необычайная эмоциональная потребность преувеличивать свою значимость в мире - потребность, которая лежала в основе их усилий превратить свою дипломатию в главное средство определения своей национальной идентичности.
ДЖЕФФЕРСОН И РЕСПУБЛИКАНЦЫ, получив контроль над национальным правительством впервые после начала европейской войны, выдвинули своеобразную концепцию Соединенных Штатов и их роли в мире. Как и федералисты, они считали, что Соединенные Штаты должны сохранять нейтралитет на фоне европейских распрей. Но еще больше, чем федералисты, они настаивали, вплоть до угрозы войны, на праве Соединенных Штатов торговать с европейскими воюющими сторонами без сдерживания и ограничений. Они считали, что свободные корабли делают свободные товары, а это означало, что нейтралы имеют право перевозить неконтрабандные товары в порты воюющей стороны без их захвата ее противником. Они считали, что список контрабандных товаров - предметов, подлежащих конфискации воюющими сторонами, включая те, которые принадлежат нейтральным странам, - должен быть узко определен и не включать, например, провизию и военно-морские склады. Кроме того, республиканцы считали, что блокада воюющих портов должна подкрепляться военно-морской мощью, а не просто объявляться на бумаге.