Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Но поскольку европейские государства не открыли бы свои рынки добровольно, Джефферсон и другие лидеры республиканцев считали, что единственным выходом для Америки является "принятие системы, которая может сковать их в наших портах, как они сковывают нас в своих". Англичане особенно упорно сопротивлялись либерализации своей торговли. Еще в 1780-х годах Джефферсон пришел к выводу, что "ничто не заставит их образумиться, кроме физических препятствий, применяемых к их телесным чувствам". "Мы должны показать им, - говорил он, - что мы способны отказаться от торговли с ними, прежде чем они согласятся на равную торговлю".16 Америке пришлось создать собственную систему навигации и прибегнуть к коммерческому возмездию против европейских государств, особенно Великобритании, чтобы заставить их освободить свою международную торговлю.

Республиканцы были уверены в способности Америки оказать экономическое давление на Великобританию, поскольку считали, что она в большей степени зависит от Соединенных Штатов в коммерческом плане, чем наоборот. Хотя Великобритания была главным покупателем американского экспорта, который республиканцы считали "предметами первой необходимости", она также продавала Америке больше товаров, чем любая другая страна. Поскольку Британия поставляла почти 80 процентов американского импорта, республиканцам казалось, что ее промышленность особенно зависит от американских рынков. А поскольку бывшая страна-мать отправляла в Америку в основном "предметы роскоши" или "излишества", Британия казалась особенно уязвимой для американского торгового принуждения.17

Хотя американцы всегда переоценивали эффективность соглашений о неимпорте 1760-1770-х годов, многие продолжали считать их особым оружием Америки в борьбе с Великобританией. "По общему мнению, - писал известный торговец Уильям Бингем в 1784 году, - ни одна страна не зависит от иностранного спроса на излишние продукты искусства и промышленности [чем Англия]; и что роскошь и экстравагантность ее жителей уже дошли до крайней точки злоупотребления и не могут быть увеличены настолько, чтобы увеличить внутреннее потребление пропорционально уменьшению, которое произойдет при сокращении внешней торговли".18

Другими словами, если американцы ограничат закупки английских предметов роскоши, не имея для них рынка в других странах, бедняки-производители в Англии будут лишены работы, что приведет к голоду и бунтам, которые заставят правительство изменить свою политику. Возможность воспользоваться восприимчивостью Англии к такого рода экономическому принуждению была подорвана договором Джея 1795 года, поэтому республиканцы так ненавидели его.

В 1801 году республиканцы наконец-то получили контроль над национальным правительством и смогли оказать давление на британцев, чтобы заставить их разрушить свою навигационную систему, как только договор Джея прекратит свое действие в 1803 году. Однако, как бы ни была важна для республиканцев потребность в рынках сбыта американской сельскохозяйственной продукции, было бы ошибкой считать внешнюю политику администраций Джефферсона и Мэдисона просто направленной на то, чтобы заставить Великобританию открыть больше своих рынков для американских товаров. Ссора республиканцев с Британией была в большей степени политической, чем экономической. Они хотели не просто изменить навигационную политику Великобритании, они хотели изменить ее монархический режим.

Республиканцы никогда не были довольны внешней политикой федералистских администраций, которая, по их мнению, была явно предвзятой по отношению к Великобритании. Особенно их возмущало доминирование Великобритании над американской торговлей. Они считали, что, ограничив торговлю бывшей материнской страны, они смогут вонзить кинжал в сердце британского могущества.

Несмотря на все усилия Америки наладить торговлю с другими странами после революции, стране не удавалось сбросить с себя путы, которыми Британия держала американскую торговлю. Неважно, что от этой торговли зависело процветание Америки. Они хотели ограничить ее, чтобы расширить, или так они говорили публично; на самом деле они хотели гораздо большего.