Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Но поскольку Запад имел всего десять голосов в Палате представителей, он не мог сам по себе побудить страну к войне. Почти половина (тридцать девять) из семидесяти девяти голосов за войну была отдана южноатлантическими штатами от Мэриленда до Джорджии. Такая поддержка войны со стороны южан заставила других историков предположить негласный альянс между западниками, которые хотели получить Канаду, и южанами, которые положили глаз на Флориду. Однако Пенсильвания, которая, предположительно, мало интересовалась Западом или Флоридой, отдала шестнадцать голосов за войну - больше всех штатов.4

Хотя голосование за войну может оставаться загадкой для некоторых историков, ясно одно: война была в значительной степени партийным вопросом, : большинство республиканцев были за войну, а все федералисты - против. По сути, война стала логическим следствием дипломатии республиканцев с 1805 года. Уже в феврале 1809 года избранный президент Мэдисон заявил об этом американскому министру в Лондоне Уильяму Пинкни. Если Америка отменит эмбарго, а британские распоряжения останутся в силе, сказал Мэдисон, "война неизбежна".5 Он считал, что война неизбежна, потому что импринтинг и права нейтралитета стали символизировать то, чего он и другие республиканцы больше всего хотели от Британии - безоговорочного признания суверенитета и независимости страны.

ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД МЭДИСОН был подготовлен к президентству, пожалуй, как никто другой в стране. Всю свою взрослую жизнь он так или иначе занимался государственной службой. Он был одной из главных сил, способствовавших созыву Филадельфийского конвента в 1787 году, и составил Виргинский план, который стал рабочей моделью Конституции. Он был соавтором "Федералиста", безусловно, самой важной работы по политической теории в американской истории. Он был лидером и самым важным членом Палаты представителей в начале работы нового правительства в 1789 году. Более чем кто-либо другой он был ответственен за принятие Билля о правах в Конгрессе. Он был одним из основателей Республиканской партии и занимал пост государственного секретаря на протяжении всех восьми лет президентства Джефферсона.

Однако, несмотря на весь опыт Мэдисона, он казался потрясенным перспективой стать президентом. Когда в своей робкой инаугурационной речи он в обычной манере упомянул о своей "непригодности" для этого высокого поста, он, похоже, имел в виду именно это. Он был самым нехаризматичным президентом из всех, кого страна когда-либо видела. Три его предшественника подходили для королевской должности гораздо лучше, чем он. Они либо были виртуальными королевскими особами, как Вашингтон, либо пытались стать королевскими особами, как Адамс, либо добивались господства, будучи антикоролевским народным президентом, как Джефферсон. Мэдисон не был ни одним из них; он не был создан для командования. Ему не хватало ни присутствия, ни статности его прославленных предшественников; более того, как заметил один наблюдатель, во время светских приемов в Белом доме, "будучи столь низкого роста, он подвергался опасности быть сбитым с толпы плебеев, и его толкали и пихали, как обычного гражданина".6

Мэдисон мог быть общительным в небольших мужских компаниях, где любил рассказывать пикантные истории, но в больших смешанных группах он был застенчив, скован и неловок - "самое необщительное существо на свете", по словам одной из наблюдательниц. Поэтому его общительная жена Долли, которую один английский дипломат охарактеризовал как "некультурную и любящую посплетничать", обычно доминировала на их светских раутах.7 Когда Мэдисон проводил официальные обеды в качестве президента, Долли, крупная женщина, которая была карликовой по сравнению с мужем, садилась во главе стола, а личный секретарь Мэдисона - у подножия. Сам Мэдисон сидел посередине и таким образом был избавлен от необходимости присматривать за гостями и контролировать ход беседы. Но Долли была настолько встревожена тем, что, по ее мнению, Мэдисону не уделялось должного внимания, что организовала исполнение песни "Слава вождю" на государственных приемах, чтобы пробудить в людях должное уважение, когда ее муж входил в комнату. Будучи блестящей вашингтонской хозяйкой, Долли Мэдисон, "президентша", как ее называли, создала публичный образ, который соперничал с образом ее мужа, который был старше ее на семнадцать лет. Ее социальные навыки и энергия побудили десятки конгрессменов взять с собой в столицу своих жен, чего они не делали во время президентства Джефферсона.

Благодаря своей замкнутости и ограниченным представлениям о президентстве Мэдисон никогда не мог контролировать Республиканскую партию в той степени, в какой это делал Джефферсон. Он полностью принял республиканский принцип уважения исполнительной власти к народным представителям в Конгрессе, но не приложил необходимых усилий для управления законодательной властью, как это сделал Джефферсон. Он не смог, как заметил один республиканец из Пенсильвании, "приковать людей к своему сердцу, как это делал его предшественник".8