Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Но федералистская элита не могла относиться к этим народным обрядам и ритуалам так же спокойно, как их колониальные предшественники XVIII века. Низшие слои населения не были столь низменными, как раньше; теперь они состояли из десятков тысяч тех, кто называл себя "средними слоями" - ремесленников, мелких фермеров, лавочников, мелких торговцев, всех тех, кто составлял основную часть республиканской партии Севера. И республиканцы, похоже, вовсе не были заинтересованы в подтверждении существующей структуры власти; они намеревались разрушить ее и свалить всех "аристократов", которые до сих пор в ней господствовали. Это роднило их с товарищами по революции по другую сторону Атлантики.

Театр стал излюбленным местом для выражения народных чувств в пользу французов и против англичан. Когда в 1790-х годах в Филадельфии на сцене появился актер в британской форме, его освистали и зашипели представители среднего и низшего социальных слоев на галерке. Напрасно актер протестовал, что он всего лишь играет роль труса и хулигана. Зрители в Филадельфии, особенно на галерке, под угрозой насилия требовали, чтобы оркестры исполняли популярную французскую революционную песню "Ça Ira". Иногда страсть к французам выливалась в настоящее насилие. Например, бостонская публика пришла к выводу, что изображение комического французского персонажа в британской пьесе - это "клевета на характер всей французской нации", и выместила свой гнев, разгромив театр. Руководители театров в других местах знали достаточно, чтобы изменить реплики, которые могли бы оскорбить франкофилов среди зрителей.10

Французская революция, казалось, говорила от имени разгневанных и обиженных народов всего мира. Ее нападки на аристократию лишь подтвердили, что борьба республиканцев против монархизма и аристократии федералистов имела всемирное значение. И ни один республиканец не был более горячим сторонником Французской революции, чем зарождающийся лидер партии Томас Джефферсон.

Будучи министром во Франции в 1780-х годах, Джефферсон с самого начала был вовлечен во Французскую революцию. Уже в 1788 году он был убежден , что французская нация, как он сказал Вашингтону, "пробудилась благодаря нашей революции". На протяжении всего периода 1787-1789 годов он поддерживал тесные отношения с Лафайетом и другими либеральными аристократами, которые стремились реформировать французскую монархию. Иногда он встречался с ними в своем доме и консультировал их по вопросам конституционной политики и процедур; он даже разработал хартию, которую можно было бы представить королю, и пересмотрел проект декларации прав, подготовленный Лафайетом. Его не взволновало падение Бастилии в июле 1789 года; он по-прежнему признавал, как и в 1787 году в ответ на восстание Шейса, что дерево свободы должно время от времени поливаться кровью тиранов и патриотов. Перед возвращением из Франции ранней осенью 1789 года он выразил свою уверенность в ходе Французской революции, которую он никогда полностью не терял. Он был убежденным франкофилом. В своем доме в Филадельфии в начале 1790-х годов он стремился воссоздать свою парижскую резиденцию 1780-х годов, с французской экономкой, французским кучером, французским вином, французской едой, французскими картинами и французской мебелью - все это должно было казаться федералистам зловещим.11 Как заметил в 1792 году один из британских партнеров по ужину, Джефферсон в разговоре был "энергичным сторонником революций и падения аристократии... . Фактически, как и его друг Т. Пейн, он не может жить иначе, как в условиях революции, и все события в Европе рассматриваются им только в том отношении, в каком они соотносятся с вероятностью того, что они приведут к революции".12

Для Джефферсона ставки, связанные с Французской революцией, не могли быть выше. Джефферсон не только считал, что успех Французской революции определит судьбу собственной революции в Америке, но, по его словам, если Французская революция будет успешной, "она рано или поздно распространится по всей Европе". Если же она потерпит неудачу, то Америка может отступить "на полпути к английской конституции", и "возрождение свободы" во всем мире будет серьезно отброшено назад.13