Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Джефферсон, конечно, сожалел о гибели десятков тысяч людей, гильотинированных и убитых во время революционного безумия во Франции, 85 процентов из которых были простолюдинами; тем не менее, он считал, что эти казни и убийства были необходимы. "Свобода всей земли зависела от решения этого поединка, - сказал он в январе 1793 года, - и... ...я бы предпочел видеть половину земли опустошенной. Если бы в каждой стране остались только Адам и Ева, и они были бы свободны, было бы лучше, чем сейчас".14 Ему становилось жарко при мысли о всех этих европейских тиранах, этих "негодяях", которые нападали на Францию и сопротивлялись распространению Французской революции; он мог только надеяться, что окончательный триумф Франции "приведет, наконец, королей, дворян и священников на эшафоты, которые они так долго заливали человеческой кровью". Какими бы экстремальными ни казались эти настроения, они, по мнению Джефферсона, "действительно были присущи 99 из ста наших граждан".15

К 1795 году он с нетерпением ждал неминуемого французского вторжения в Англию. Он был настолько уверен в успехе французов, что, по его словам, испытывал искушение покинуть Монтичелло и отправиться в Лондон в следующем году, чтобы пообедать там с победоносным французским генералом и "приветствовать рассвет свободы и республиканизма на этом острове".16

Даже после того, как Революция превратилась в наполеоновскую диктатуру, Джефферсон не терял веры в то, что в конечном итоге она может привести к созданию свободной французской республики. Каким бы плохим ни был Наполеон, короли Бурбоны и Ганноверы были еще хуже. На протяжении всей своей общественной жизни Джефферсон не ослабевал в своей привязанности к Франции и ненависти к Англии. Франция, по его словам, была "истинной родиной американцев, поскольку она обеспечила им свободу и независимость". Англичане же были "нашими естественными врагами и... единственной нацией на земле, которая от всей души желала нам зла". Эта нация, Великобритания, говорил он в 1789 году, "двигала небо, землю и ад, чтобы истребить нас в войне, оскорбляла нас во всех своих мирных советах, закрывала перед нами двери во всех портах, где это допускали ее интересы, клеветала на нас в иностранных государствах [и] пыталась отравить их против получения наших самых ценных товаров".17

Похоже, что Джефферсон сформировал свою идентичность как американца на основе своей ненависти к Англии - и это вполне понятно, поскольку американцы и англичане когда-то были одним народом, а теперь, предположительно, стали двумя. Действительно, тот факт, что чувство Америки как нации было создано и поддерживалось ее враждебностью к Великобритании, решающим образом повлиял как на единство страны, так и на ее отношения с остальным миром в последующие десятилетия.

Объявление войны Франции против Англии 1 февраля 1793 года, казалось, должно было заставить американцев выбрать сторону.

Джефферсон и его последователи-республиканцы, естественно, симпатизировали "нашей младшей сестре", новой французской республике.18 Позиция Гамильтона и федералистов была более сложной. Конечно, многие федералисты, и особенно Гамильтон, восхищались Великобританией и ее институтами, а растущий радикализм Французской революции сделал их еще более горячими сторонниками Англии как бастиона стабильности в сходящем с ума мире. Кроме того, Гамильтон в 1793 году все еще был озабочен поддержанием хороших торговых отношений с Великобританией, поскольку пошлины от этой торговли были необходимы для успеха его финансовой программы. Однако, в конечном счете, при всем различии их симпатий к обеим воюющим сторонам, и Джефферсон, и Гамильтон оставались убеждены, что Соединенные Штаты должны сохранять нейтралитет в европейской войне.

Как сохранить нейтралитет? Каковы были обязательства нации по французским договорам 1778 года? Требовал ли союз с Францией от Соединенных Штатов защиты французской Вест-Индии? Должны ли Соединенные Штаты признать новую французскую республику и принять ее министра, гражданина Эдмона Шарля Жене, уже направлявшегося в Филадельфию? Хотя Гамильтон утверждал, что условия французских договоров должны быть "временно и временно приостановлены" на том основании, что исход гражданской войны во Франции все еще остается под вопросом, Вашингтон решил, что договоры остаются в силе и что Генет будет принят, что сделает Соединенные Штаты первым государством в мире, признавшим новую французскую республику. Однако Джефферсон, как и Гамильтон, не хотел, чтобы Соединенные Штаты были связаны французскими договорами каким-либо образом, что могло бы поставить под угрозу безопасность страны. Поэтому оба советника рекомендовали президенту издать прокламацию о нейтралитете, что он и сделал 22 апреля 1793 года. В прокламации не использовалось слово "нейтралитет", но в ней содержался призыв к американцам "вести себя дружелюбно и беспристрастно по отношению к воюющим державам". Джефферсон не знал, что Эдмунд Рэндольф вставил слово "беспристрастный" в окончательный вариант.19