Эмпузион

Сам факт владения комнатами в курхаусе облагораживал и давал существенный перевес во всем, что могло случиться на прогулочной тропе – он обеспечивал первенство прохода и занятия места на лавочках, правоту в дискуссиях, преимущество рассказанных анекдотов. Ежедневная прогулка была частью триумфа, который праздновали здесь, в печальной реальности их болезни только лишь потому, что им удавалось по причине состоятельности болеть в лучших условиях и более цивилизованно.

Больные, проживавшие в пансионатах и комнатах, снимаемых в виллах, прогуливались уже другим шагом, более спешным, можно даже сказать – прагматичным, потому что ведущим к какой-нибудь цели, что всегда является чертой людей низкого общественного положения. А уж те, что проживали в Volksheilstätten-Abteilungдля наиболее бедных пациентов, блуждали по территории санатория, словно бы заменяя дорогостоящие врачебные процедуры на самую простую и, быть может, наиболее эффективную терапию воздухом.

Весьма часто случалось, что Мечислав слышал на прогулочных аллеях польский язык. Или же во время лечебного вылеживания с другого конца веранды до его ушей доносились слова, которые были как бы более округлыми, дружелюбными, они сразу же впадали в ухо, не словно обычный звук, а как готовое значение, тем самым, они тут же упаковывались в мозг, откуда их уже сложно было удалить. В этой спокойной округе, которая должна была лечить Войнича, а не нервировать, образовывались выступающие на повной дорожке коварные корни, о которые можно было легко споткнуться.

Войнич старался избегать всяческих встреч с земляками. Во-первых, он считал, что уж лучше тренировать немецкий язык, чем тратить энергию на пустую болтовню, пускай и по-польски. Во-вторых, поляки его раздражали. Его раздражала их стадность, поскольку они все время кучковались, склеивались в светские сопли, которые перемещались туда-сюда по санаторной аллее, занятые собой, на первый взгляд – уверенные в себе, но, по сути своей, переполненные комплексами и стыдливым чувством несоответствия этому месту. Они образовывали подвижный пуп мира, занятый исключительно собой, слепой ко всему, что находилось вокруг. Иногда, когда земляки проходили мимо, всегда в группе, до него доносились слова, которые заставляли его беспокоиться, хотя на самом деле они были совершенно невинными: "несмотря", "целую ручки", "пан уж извинит". Эти слова вновь возвращали его во Львов, хотя он сбежал так далеко и был почти что свободен. Мечислава раздражала тщательно скрываемая неуверенность поляков, замаскировываемая всяческими образами, готовая, скорее, превратиться в браваду, чем позволить раскрыться.

Чаще всего он видел трех мужчин, все время ходящих вместе, приблизительно одного возраста, одетых несколько небрежно, хотя и дорого. Их акцент свидетельствовал, что они могли быть из Варшавы. Самый старший из них, лысоватый и слегка полноватый мужчина в очках, был похож на учителя, и Войнич именно так о нем и думал. Второй, чуточку постарше самого Мечислава, исхудавший и кашляющий – этот мог быть кем угодно: студентом, чиновником, приживалой в богатой помещичьей семье… И, наконец, третий, бородатый, небольшой мужчина, который опирался на трость, а второй рукой все время резко жестикулировал. Иногда к ним присоединялись две женщины, обе в уродливых жакетах неопределенного цвета – тогда компания делалась шумной и даже нахальной. Одна из женщин отличалась жемчужным смехом, чем обращала на себя внимание всех прогуливавшихся. Бывало, что их сопровождала пожилая супружеская пара, хорошо одетая и полная достоинства, внешним знаком которой были золотые монокли у обоих супругов, размещенные симметрично в левом глазу у одного и в правом – у другой, словно бы они применяли их в знак своей вечной супружеской связи вместо обручальных колец.

Как-то раз они подошли к Войничу в столовой, когда он заканчивал обедать и выбирал ложечкой из вазочки последние остатки ванильного желе. Пара встала над ним, довольная, с выражением триумфа на лицах, как будто как раз сейчас они на охоте пристрелили какого-то редкого зверя.

- Весьма приятно, наконец-то, встреть на чужбине земляка, - отозвался весельчак, который через мгновение представился как инженер Мрочек.

Войнич, смешавшийся, по причине желе во рту ничего не мог сказать, преждевременно не проглотив десерт, а проглотить не мог, потому что чувствовал себя прижатым к стенке, пойманным.

- А мы думали, что пан – обычный немчик, - укоризненно прибавил другой.

Мечислав отложил салфетку и встал, словно бы его вызвали сдавать экзамен. Мужчины пригласили его на послеобеденный кофе за другой столик, под громадной пальмой. Войнич не мог отказать и отправился с ними под перекрестным огнем вопросов: откуда, где, как и так далее.