Эндшпиль

Михаил оказался прав, анализируя во время стояния в Тарнуве полученный приказ о передислокации в германский Ратибор. Действительно, проехав в предоставленных германцами вагонах до Ратибора, а потом еще немного южнее – к Одербергу, весь корпус генерала фон Штемпеля, усиленный гвардейской кавалерийской бригадой и отдельным донским пластунским батальоном. Пластуны и ворвались первыми в Одерберг, частью перебив, а частью захватив в плен роту ландштурма, дислоцированную в городе. Похоже было, что цесарцы совсем не ждали начала боев на этом направлении. Границу хотя бы охраняли ополченцы – ландштурмисты, а вот дальше российская кавалерия двигалась в оперативной пустоте, разгоняя редкие дозоры жандармов и полиции. Складывалось ощущение, что между австрийцами и германцами была какая-то тайная договоренность и никаких боевых действий между собой они вести не собирались. Сразу после этого у Гаврилова даже появилось опасение, не заманивают ли их корпус, а может быть и все русские войска в очень большую ловушку. Сомнения развеялись лишь после полученных во время стоянки во Фридеке телеграмм. Которыми Ставка извещала войска, что одновременно с генеральным наступлением русских в наступление перешли и германцы, силами одного армейского и трех кавалерийских корпусов. Кроме того, войну Австро-Венгрии объявили черногорцы, сербы и даже румыны. А итальянцы вторглись в Трентино просто так, не удосужившись декларировать состояние войны. Михаил про себя даже пожалел австрийского императора, которого предали даже его старые союзники.

- Михаил Пафнутьевич, похоже, к вам, - первым заметил скачущего посыльного Полтавцев. И не ошибся. Действительно, посыльный привез приказание генерал-лейтенанта Литвинова срочно прибыть к нему. Пришлось Гаврилову оставить писарей на капитана и, понукая упирающуюся Зорьку, по заснеженной обочине добираться до начальника дивизии.

- А, прибыли, -начдив относился к нему куда лучше, чем к начальнику штаба, полковнику Ягодкину, - Михаил Пафнутьевич, голубчик, бумаги из корпуса пришли. Вы тут вместе с Павлом Яковлевичем, - он покосился на стоящего рядом начальника штаба, отличного кавалериста, но посредственного тактика, - подумайте и оформите приказом. В Карловиче до двух батальонов пехоты с артиллерией. Нам предписано в затяжной бой не вступать, городишко обойти и быть наготове, ибо сюда цесарцы подтягивают регулярную кавалерию. Город будет брать второй эшелон, наша же задача самым скорым маршем выйти на равнину. Сейчас становимся отдохнуть и вам два часа на все. Справитесь?

- Будем стараться, господин генерал! – браво ответил Ягодкин, на что Литвинов лишь едва заметно скривился и кивнул. Ни слова ни говоря, Михаил отдал честь и, пришпорив кобылку, поскакал, сопровождаемый Ягодкиным, к повозке писарей.

Через два часа, обойдя чуть подтаявшими полями городок, на окраине которого занимали оборону австрийцы, первая и вторая кавалерийские дивизии плюс приданная корпусу гвардейская кавалерийская бригада вышли на Венгерскую равнину. Третья дивизия в это время блокировала гарнизон Карловича. Одновременно, как позднее узнал Михаил, в город Ольмюц ворвались передовые части Гвардейского кавалерийского корпуса генерала Брусилова, усиленные высаженной прямо из вагонов пехотой гвардейской стрелковой бригады и поддержанные огнем бронепоезда «Первенец». А в промежутке между Вторым и Гвардейским кавалерийским рвались вперед конники Первого корпуса генерала Остроградского. К тому же востока к Карпатам подходили наступающие части Четвертой, Пятой и Шестой армий, в Трансильванию вступили румынские войска, а в Боснию и Банат – сербские войска. В результате фронт австро-венгерских армий рухнул, превратившись в ряд удерживаемых еще сопротивляющимися войсками районов. Наступающие, отступающие, просто разбегающиеся и дезертирующие войска в течение пары недель перемешались так, что даже штабным писарям приходилось временами браться за оружие.

Так и случилось с частью штаба, в рядах которой оказался и Гаврилов. Выходящие из окружения австрийцы, силой не менее двух рот с артиллерией, попытались быстро уничтожить идущую в тылу колонну явных тыловиков. Но неожиданно наткнулись на сильный отпор. В колонне, кроме штабных, шел и выделенный на всякий случай взвод из тринадцатого гусарского Нарвского полка, а на паре повозок были спрятаны трофейные австрийские пулеметы «Шкода». Так что быстро и легко уничтожить русских не получилось и сейчас австрийские цепи лежали сотнях в трех - четырех метров от залегших в придорожной канаве, за повозками и за деревьями русских кавалеристов. Но положение осложнялось тем, что австрийцы развернули пару пушек и начали пристреливаться. Пока три шрапнельных снаряда разорвались чуть раньше, взрыв пулями заснеженную землю перед укрывшимися русским стрелками. Теперь оставалось только ждать, когда австрийцы пристреляются и молить бога, чтобы это произошло не слишком быстро. Тут Михаилу в голову пришла идея, которую он немедленно и озвучил Ягодкину и корнету Мачихину, командующему гусарами.