Enigma (СИ)

Бросаю мимолетный взгляд на браслет, сигнализирующий мне зеленым светом, о том, что у Энигмы открылось второе дыхание.

– Что ты чувствуешь, малыш? – выдыхаю у мочки ее уха, мягко обхватив кожу зубами, потянув на себя. Я делаю это с наигранным энтузиазмом, потому что так нужно, и она мгновенно реагирует, вздрагивая еще сильнее, закрывая голубые глаза отяжелевшими от влажных ресниц веками. И она вздрагивает не от страха.

И закрывает глаза не от страха.

А от стыда, за то, что она сейчас чувствует. За то, как нуждается в силе.

– Я не могу это испытывать. Это не я. Ты чем-то меня накачал… состояние, как под кайфом… – тихо щебечет Кэндис, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Крупные завитки ее каштановых волос прилипают к влажной, покрытой бусинками пота, коже, привлекая мое внимание к утонченным, выпирающим ключицам и шее танцовщицы.

– Сволочь, – короткий всхлип, и она едва заметно сводит колени, заставляя меня презрительно усмехнуться.

Женщины… такие слабые и похотливые. Существа, созданные для услады наших глаз, и удовлетворения наших потребностей. Некоторые из них так любят доказывать обратное… что всегда смотрится смешно и глупо.

– А ты слабая, и устала бороться. Что-то кому-то доказывать. Ты просто хочешь жить, – низким, придавливающим ее душу к земле, голосом, произношу я. Гипнотизирующе медленным. – Все, в чем ты нуждаешься – это сила.

«Я нуждалась в ком-то сильном…» – вспоминается ее брошенная Джеймсу фраза.

– Все, чего ты хочешь – это ощутить эту силу. Здесь, малыш, – едва слышно произношу я, резко прижимая ладонь к ее гладким складочкам между стройных ног, и Кэндис не шипит и не сопротивляется в ответ. Она и не должна, не способна. Сейчас она безвольная марионетка в руках маэстро, и пусть только попробует вякнуть. – Скажи, насколько ты хочешь, почувствовать… кхм, силу. Хочешь ощутить ее в себе, быть оттраханной мной? Скажи, – продолжаю издеваться и провоцировать, откровенно скучая и строя из себя коварного соблазнителя, и постоянно бросаю взгляд на ослабевающий сигнал на браслете.

Слабый.

И мне скучно.

Снова…

Одергиваю ладонь с ее увлажненной против ее желания «малышки», и, ощущая горький вкус разочарования, молниеносно отворачиваюсь от объекта, смирившись с поражением. Все тщетно. Сегодня Кэнди уже выдала свой максимум, пора оставить ее в покое. А то еще и правда, помрет раньше времени. Стоит поработать с той информацией, что удалось достать…

И полностью погрузившись в свои мысли о предстоящей и длинной ночи в лаборатории, я делаю несколько шагов вперед, приготовившись отдать охране приказ о перемещении Энигмы в одну из капсул, которая станет ее новым домом.

Отец хотел, чтобы я позаботился о ней, и я был намерен это сделать, позволить ей чувствовать себя, как дома. Но пока неприятный осадок еще слишком свежий – поэтому я решил не спешить с исполнением последней воли своего отца. Разве что… я решил проблему с ее матерью, невольно порадовавшись тому, что ее мать всегда будет главным рычагом давления на Энигму, в случае особой необходимости.

Но потом, что-то пошло не так.

Еще никогда моя нить рассуждений не обрывалась так неожиданно, как в этот момент. Резкий, непредсказуемый момент.

Острая вспышка от «разрыва шаблона действий объекта» бьет по оголенным нервам, и в следующую секунду я едва ли не падаю на колени, ощущая мощный удар в спину, за которым следует истошный женский крик, граничащий с кошачьим рыком. Звериным. На мгновение мне кажется, что я оказался в джунглях и попал в лапы дикой пантеры, жаждущей придавить мое тело к земле, и содрать с меня кожу. Живьем.

Моя запоздалая реакция на действия Кэндис связана с ее непредсказуемым поведением, и когда мне, наконец, удается все взвесить, она уже висит у меня на шее, и с остервенелым шипением разрывает ткань моей рубашки. Сжав руки в кулаки, я резко скидываю эту дикую кошку со спины, и ощущаю, как покалывает тело, как взрываются под кожей вулканы эмоций, разверзаясь по ментальному телу яркими красками.

Треск ткани, тяжелое дыхание и звуки борьбы. Эпичное музыкальное сопровождение для мощного внутривенного кровотока, превращающегося в раскаленную лаву, выжигающего изнанку кожи.

Кипяток.

Опаляющий жар зарождается в районе диафрагмы, заставляя меня всеми фибрами своей ледяной души ощутить рвущегося на волю зверя, беснующегося где-то глубоко внутри.

Когда я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, Кэндис все еще полна сил и ярости, а ее дикие глаза, горящие безумием, и правда мерцают сквозь кошачий прищур. Она пинается, дрыгает и дергает ногами, намечая удар в пах, но я блокирую ее попытку задеть меня, схватив буйную малышку за голени, и прижимаю ее колени к груди, одновременно опускаясь к Кэнди.

И я не знаю, откуда в ней столько сил, что мы продолжаем нашу схватку на полу, вцепившись друг в друга, словно животные, и кубарем катимся по пыльному камню, путаясь в шелковых лентах, царапающими кожу своими краями.

Черт возьми.