— А то как же? — отозвался майор. — Он здесь. И к тому же вооружен, — Ломакин покачал большой головой; пригладил короткий ежик: жесткие волосы торчали во все стороны, как обрывки стальной проволоки. — Он, конечно, спрятал пистолет: не знал, что я приеду один. Но при случае он обязательно им воспользуется: поэтому-то я вас и не выпускаю отсюда. Дело это нехитрое: нажал на собачку — и все. Тут не требуется ни большой силы, ни большого ума. Напрашивается вывод: убийцей вполне могла быть женщина. Следовательно, я подозреваю вас всех, — и он пристально посмотрел каждому в глаза.
— Ну, а теперь, — продолжал майор, — следствие сообщит вам некоторые сведения: убийца их и так знает, а остальным будет интересно услышать. Так вот: сейф закрыт. Ключей — ни в карманах одежды убитого, ни где-нибудь в кабинете — нет. Где еще ваш муж мог хранить ключи?
— Он всегда держал их при себе, — еле слышно ответила Светлана.
— А что он хранил в этом сейфе, вы знаете?
— Да… Самые важные финансовые документы и…
— Ну, говорите, что еще? Все равно это станет известно! — наседал Ломакин.
— И еще — завещание. Он недавно составил завещание.
— Вот! — Ломакин поднял толстый красный палец. — Завещание! И кому же он все отписал, вы не в курсе?
— Я не знаю. Он не показывал, — Светлана опустила голову.
— А ведь, пожалуй, если бы завещания не было, то все имущество досталось бы вам? Не так ли? Детей-то у вас нет, — безжалостно заключил майор.
— Как вы смеете?! — возмутился Сокольский. — Что вы такое говорите?
— Я знаю, что я говорю! — резко отшил его Ломакин. — Пистолетика-то в тумбочке не оказалось. Вы понимаете, что это значит?
— Это ничего не значит! — заносчиво воскликнул Сокольский.
Ломакин густо покраснел, повернулся всем телом к Сокольскому и, брызгая капельками слюны, прорычал:
— Нет, господин хороший! Это очень много значит! Грязнов убит из пистолета. В этом доме всего два пистолета: ваш и его собственный. Но ведь ваш заперт в сейфе? Или нет?
— Я уже сказал вам, что да, — прерывающимся голосом подтвердил Грязнов.
— Тогда из какого же оружия убили Грязнова? А? Задачка не из сложных, вы не находите? — Ломакин торжествующе усмехнулся. — Тот, другой, пистолет лежал в тумбочке. Госпожа Грязнова утверждает, что из спальни никуда не выходила. Значит, кроме нее и взять-то больше некому. Мотив нам известен. Осталось только найти оружие. А также — ключи от сейфа и документы. Но это — утром, когда приедут мои оперативники.
Светлану разобрал нервный смех:
— Послушайте, я уже устала объяснять. Я не убивала своего мужа. Я бы никогда не стала этого делать.
— Хорошо, — подмигнул ей Ломакин. — Верю. А кто, по-вашему, мог бы это сделать? Господин Сокольский? Не случайно же он первым оказался на месте преступления? И, кстати, неспроста же пропали ключи от сейфа? Мы ведь пока не можем проверить: правда ли он положил туда свой пистолет или, не ровен час, обманул? А, господин Сокольский?
Сокольский вздрогнул всем телом:
— Говорю же вам: я не убивал!
Ломакин вдруг совершенно изменился; он бесформенной массой расплылся на стуле и махнул лопатообразной ладонью:
— Да и Бог с вами! Не хотите признаваться — ну и не надо. Скоро утро; приедут мои ребята, обыщут весь дом, перевернут здесь все и найдут пистолет. Вот тогда-то и будет ясно, кто убийца. А мы пока просто поболтаем. Чтобы не так скучно было. Вот, к примеру, вы, господин Писатель… Вы не заметили за ужином ничего странного? Может, случилось что-то необычное?
Писатель наморщил лоб.
— Да нет, пожалуй, ничего.
— Ну, попытайтесь вспомнить, — настаивал Ломакин. — Говорят, что Писатели — народ наблюдательный. А? Не позорьте профессию.
— Ну… — начал вспоминать Писатель. — Вроде ничего странного не произошло. Хотя…
— Ну-ну?
— Хотя было. После ужина Грязнов вызвался гадать…
Сокольский пошел красными пятнами.
— Да. Он гадал моей жене и Владу. Как-то странно гадал. Неумело. Жене моей… Впрочем, это неважно.
— Почему же? — возразил майор. — Это может быть очень важно. Выкладывайте.
— Ну… — Писатель был явно смущен. — Нагадал какую-то любовь с трефовым королем… Будто бы между ними что-то было, потом остыло, а потом снова будет. Ерунда, одним словом! Я знаю свою жену; она никогда мне не изменяла. А вот Сокольскому…
— Говорите же, друг мой!
— А Сокольскому он нагадал казенный дом. Сказал: неприятности твои — в бумагах, а бумаги — в железном ящике… Я так понимаю: в железном ящике — это значит в сейфе! А железный ящик — под дубом. Вот только при чем здесь дуб? — Писатель развел руками.
— Я вам объясню, — успокоил его Ломакин. — Сейф в кабинете Грязнова расположен аккурат за картиной; а на картине этой — дуб. Ясно? — и он засмеялся; да так заразительно, что и Писатель не мог удержаться. Людмила тоже хихикнула. Не смеялись только Сокольский и Светлана.
— Ну вот вам и мотив, — сквозь смех с трудом выговорил майор. — Не правда ли?
— Да, да, но постойте! — вскричал Писатель. — Он им потом дал карты. Каждому по карте.