Энские истории

— Нет… Я же вам сказал: пистолет был у Грязнова в сейфе!

— Опять двадцать пять! — всплеснул руками майор. — Так вы что же, хотите сказать, что не убивали его?

— Конечно, нет!

— В чем же вы тогда собираетесь признаваться?

— Дайте договорить! Поверьте, мне и так нелегко это делать!

— Ну хорошо, — отступился Ломакин. — Продолжайте, не буду вам мешать.

— Так вот… Я заглянул в библиотеку; там было темно. Дверь в кабинет Грязнова была приоткрыта. И в этот момент раздался выстрел! Я бросился прочь! И увидел, как из кабинета в коридор выбежала женщина в длинном белом халате. Ну, вы знаете: халат с поясом и капюшоном, на спине вышиты золотом какие-то птицы с длинными и острыми носами… Потом я все-таки вошел в кабинет. И увидел убитого Александра.

— Почему же вы раньше об этом молчали? — посуровел майор.

— "Почему"? Господи, неужели так трудно понять? Да потому, что это была Светлана!

* * *

Напряжение, так долго копившееся в гостиной, наконец выплеснулось наружу; Светлана не могла больше сдерживаться; она закричала. Лицо ее покраснело, глаза вылезли из орбит. Она ругала Сокольского последними словами:

— Что ты мелешь, подонок? Что ты несешь, идиот?

— Прекратите! — майор хлопнул кулаком по столу. Как ни странно, это подействовало. — Почему вы решили, что это была она? Ведь лица вы не видели?

— Не видел. Лица не видел. Зато я очень часто видел этот халат… — с горькой усмешкой промолвил Сокольский.

— Интересно, при каких же это обстоятельствах? Ведь госпожа Грязнова совсем недавно заявляла, что халат этот она надевает только дома, и только когда нет посторонних.

— Дело в том, — глухим голосом сказал Сокольский, — что мы со Светланой… Уже больше года… Состоим в близких отношениях. В очень близких. Поэтому мне хорошо известно, как она выглядит в халате. Да и без него — тоже…

— Вот те раз! — тихо пробормотал майор. — Каких только мерзостей не наслушаешься, расследуя обыкновенное убийство…

* * *

— Да! — с вызовом сказала Светлана. — Я была любовницей этого ничтожества, о чем теперь очень жалею! Это ж надо: желая спасти свою шкуру, он наговаривает на меня! Еще раз повторяю: я никуда не выходила из своей спальни!

— Кто это может подтвердить? — спросил майор.

— Никто. Но я не понимаю, почему вы мне не верите! Почему вы верите этому подонку, а мне — нет? Эта полоумная нищенка, жена бездарного Писаки, наболтала черт знает что: и негра она видела, и меня в халате… А Сокольский, конечно, не знает, как ему выкрутиться, вот и хватается за любую возможность. Услышал ее бред — и повторяет. Если бы вы, товарищ Ломакин, были немного поумнее, и не держали бы нас всех в одной гостиной, то сам бы он ни за что до такой глупости не додумался!

— Послушайте! — резонно рассудил Ломакин. — Но ведь вашего халата нет в шкафу. Как вы это объясните?

— Украли! — завизжала Светлана. — Вот его жена и украла, — она ткнула пальцем в Писателя; острый ноготь был густо покрыт зеленым лаком; сверху лежал толстый слой золотого блеска. — Первый раз в приличный дом попала, вот глаза и разгорелись.

— Я не позволю! — в запальчивости выкрикнул Писатель. — Я не позволю вам оскорблять мою жену! И не вам говорить о воровстве! Ваш муж и господин Сокольский — вот уж действительно воры из воров!

Светлана презрительно сощурилась:

— И ты бы воровал, если б смог. Ты просто завидуешь, потому что не сумел оказаться в нужное время в нужном месте. Знаешь, как говорит один наш знакомый: "Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?"

Писатель отвернулся и негромко сказал:

— Зато живой и здоровый.

"Безобразной сцене должен быть положен предел", — решил Ломакин. Он поднялся из-за стола и, набрав в грудь побольше воздуху, рявкнул:

— Хватит! Пришло время объяснить кое-что…

Он не успел договорить, что же именно следует объяснить, потому что в гостиную ворвалась Марина. Она была сильно возбуждена.

— Я все поняла! — кричала Марина. — Я знаю, что здесь произошло! Я точно знаю, кто убийца!

* * *

Немая сцена… Чтобы ее описать, нужен талант не меньше, чем у Гоголя.

Первым пришел в себя Ломакин. Он медленно опустился на стул и, прочистив горло кашлем, тяжело уронил в сторону Сокольского:

— Налей-ка мне коньячку…

Как ни странно, того не смутило столь фамильярное обращение; не сводя с Марины завороженного взгляда, Сокольский на ощупь нашел бутылку и так же, на ощупь, налил стакан. Когда темно-коричневая липкая жидкость выплеснулась через край и попала ему на пальцы, он, не глядя, протянул стакан Ломакину.

— Ух ты, Господи, прости — стали титечки расти! — бестолковой скороговоркой пробубнил майор. И немедленно выпил.

* * *

— Да! — высоко подняв голову, торжественно сказала Марина. — Я была слепа, как и все вы! Я заблуждалась; но теперь плотная пелена спала с моих глаз… Теперь я прозреваю все; и я вижу, чья подлая рука оборвала эту славную жизнь!

— Поменьше пафоса, дорогая! — жалобно попросил Писатель. — Переходи прямо к делу.

— И как он с ней живет? — пробормотал себе под нос Ломакин. — С такой и спать-то страшно…

— Давай! Начинай бредить! — насмешливо крикнула Светлана.