— Милые дамы и господа! Как лицо официальное, заявляю: представление затянулось! Пора это прекратить! По-моему, все мы уже вплотную подошли к той грани, за которой начинается безумие! А некоторые, — он с опаской посмотрел на Марину, — ее уже перешагнули, но, надеюсь, ушли не очень далеко. Итак, публика ждет объяснений и разоблачений! Законное желание. И сейчас вы их получите! — он говорил это громко, почти кричал, а когда закончил — двери гостиной распахнулись, и на пороге возник… Грязнов, собственной персоной!
Ломакин сел и ткнул пустой стакан Сокольскому; но на этот раз Сокольский никак не отреагировал; он налил себе, залпом выпил, хотел налить еще, но бутылка уже была пуста. Ломакин обиженно нахмурился.
Писатель сидел молча; на его лице блуждала улыбка.
Марина прекратила рыдать и теперь держалась за сердце; правой рукой она подперла пышную упругую грудь так, что та едва не вываливалась из декольте; отчетливо виднелись кружевные оборки черного лифчика; впрочем, никто не обратил на это внимания; все взгляды были прикованы к восставшему из мертвых Грязнову.
Светлана быстро-быстро двигала челюстями, словно перетирала какую-то твердую пищу, и при этом злобно шипела.
Только Людмила сохраняла невозмутимое спокойствие.
Грязнов улыбался: одновременно глупо и загадочно — словно фокусник, который готовится показать свой самый лучший трюк. Он подошел к столу и встал рядом с Ломакиным.
— Дорогие гости! — весело сказал он. — Что-то я не вижу на ваших лицах радости по поводу моего чудесного воскрешения. Где же ваши улыбки? Или мертвым я вам нравился больше?
— Подлец! — качая головой, прошипела Светлана.
— Возможно, — не поворачиваясь к ней, ответил Грязнов. — Но ты тоже хороша. А я-то думал, вы сразу обо всем догадаетесь! Помнишь, — он повернулся к Сокольскому, — я говорил, что на этой вечеринке тебя ожидает сюрприз? Теперь понятно, что я имел в виду? А когда я поднимал тост за Писателя? Я же не зря упомянул про его уникальное умение плести хитроумные сюжеты. И не зря говорил про его новое произведение; про то, что вы все скоро познакомитесь с его творчеством. Вот и познакомились. Позвольте представить: автор сценария и режиссер-постановщик нашего шоу — господин Писатель!
Аплодисментов не последовало. Три пары глаз: Светланы, Сокольского и Марины, — с глухой ненавистью уставились на Писателя. Ему стало не по себе; он даже поежился.
А Грязнов продолжал:
— Конечно, свой сценарий он написал не на пустом месте. Парадокс заключается в том, что, как минимум, у двух из вас есть довольно веские причины убить меня. Вы знаете, о ком я говорю: это моя — пока еще — жена и мой компаньон.
Светлана схватила со стола тарелку и запустила ею в мужа; к счастью, она промахнулась; в противном случае эффектное разоблачение обернулось бы вульгарной дракой.
— Вот видите! — сказал Грязнов. — Представляете, что мне пришлось пережить за последнюю неделю? Дело в том, что неделю назад я объявил ей о своем завещании. Я прямо сказал: если со мной что-нибудь случится, все имущество и деньги перейдут моей любимой. Тогда я не назвал имени; это было преждевременно. Но сегодня, в вашем присутствии, я хочу это сделать.
Все почему-то посмотрели на Марину.
— Это — Людмила! — провозгласил Грязнов. — Мы давно любим друг друга, но не хотели причинять боль своим супругам. Мы постоянно откладывали объяснение. Но вдруг, в какой-то момент, я начал понимать, что за моей спиной происходят странные вещи. Я стал внимательно следить, и вот что заметил: моя жена изменяет мне с моим компаньоном! Мало того: этот компаньон обкрадывает меня! Когда сомнений больше не оставалось, я решился. Я собирался все рассказать и во всем разобраться. Но тут — подвернулся случай. Я встретил господина Писателя. Искушение было велико! Мне захотелось отомстить вам — изящно и красиво! И мне это удалось!
Светлана снова потянулась за тарелкой; Грязнов ее остановил:
— Не стоит! Если мы разведемся, ты получишь половину официально зарегистрированного имущества; если же убьешь — все достанется Людмиле.
— Я все равно раздавлю тебя, гад! — прохрипела Светлана, но тарелку все-таки положила.
— А-а-а… кровь? — прощебетала Марина; ее голосок вдруг стал тоненьким.
— Кетчуп, — покровительственно улыбнулся Грязнов. — Обыкновенный кетчуп!
— Как же ты… все это провернул? — не поднимая на Грязнова глаз, спросил Сокольский.