Энстадская бездна

Труба очень пригодится, когда мы будет лететь над морем, которого практически и не видно из-за бесчисленных колоний кораллов. Ведь из-за ее особенности видеть сквозь ночную мглу можно будет рассмотреть наши метки, указывающие безопасный от ловушек путь. Но до моря еще необходимо добраться, и для этого вначале необходимо перевалить через горы.

— Я тоже его не вижу, — согласился с ним я, а вслед за мной и навигатор Брендос.

Есть на мостике 'Альбатроса' кренометры, но почему-то все мы больше доверяли собственным глазам и ощущениям.

— На кабестане, два оборота вправо, на подъем.

'Альбатрос' лез вверх хорошо, ровно, и будь на мостике стакан с водой, вероятно, вода в нем даже не шелохнулась бы.

Еще два оборота, затем еще, и вот, наконец, мы поднялись на высоту, где связь с землей уменьшалась настолько, что можно было поднимать паруса.

Наполняясь ветром, паруса немного накренили корабль, и мы застыли: вот он самый решающий момент. Но нет, 'Альбатрос' вновь выпрямился и начал набирать ход, двигаясь немного боком. Пока он не наберет достаточную скорость, управлять им невозможно. И этим тоже хорош привод Аднера, позволяющий делать это даже на самом малом ходу.

На мостик поднялся сам Берни Аднер, при взлете находившийся в трюме.

— Ну как там? — поинтересовался капитан 'Альбатроса', опередив всех нас.

— Все нормально, господин Солетт, — ответил тот, глядя почему-то на меня. — Думаю, беспокоиться не о чем. Если, конечно, нам не придется резко набирать высоту или быстро снижаться.

Вот этого мы точно постараемся избежать. Такие маневры и при незагруженном корабле без крайней необходимости никому в голову не придут, а уж сейчас, в нашем положении…

Солетт кивнул: мол, всячески постараемся этого избежать.

— Ветер как будто крепчает.

Едва Брендос закончил фразу, как налетел такой шквал, что не окажись он попутным, нам бы пришлось тяжело. Или успей 'Альбатрос' поднять все паруса, мы точно бы остались без них. Я взглянул прямо по курсу, на быстро приближающиеся скалы, которые нам предстояло преодолеть, оказавшись их выше. Затем за корму, чтобы увидеть то, чего мы опасались: ветер вторгается в долину такими мощными потоками, что и прищуриваться не было необходимости.

— Ник… — начал я, но капитан 'Альбатроса' меня перебил:

— Вижу Сорингер, вижу. Вернее, понимаю, что именно сейчас может произойти. Тут ведь даже в твоем даре нет необходимости. На кабестане! Три оборота вправо. Дарел, — его новый приказ касался уже начальника парусной команды, — паруса по штормовому!

Берни Аднер метнулся в трюм: три оборота, это как раз то, о чем он предупреждал, и чего обязательно необходимо было избегать.

— Мы успеем подняться выше скал, обязательно успеем, — в устах Солетта эти слова прозвучали как заклинание.

Обязаны успеть, ведь это наш единственный шанс на спасение. Новый шквал не заставил себя долго ждать. Шляпа, сорванная ветром с моей головы, мелькнула среди такелажа, и исчезла где-то далеко впереди. Но тем же порывом ветер закинул на голову капюшон плаща.

— Ловко у тебя получилось, — Солетт неожиданно ощерился в том, что должно было изображать улыбку.

— Полжизни тренировался, и все ждал, когда пригодится, — заявил я. — Ник, трех оборотов будет мало. Необходимо еще два.

— И снова вижу, Сорингер, — раздалось в ответ. — Но мне необходимо еще немного времени: для 'Альбатроса' это предел, я его кожей чувствую.

'Но есть ли он у нас, это время? — тоскливо глядел я на темные призраки скал, занимающие по курсу полнеба. — И все же Солетт прав: если попытаться подняться именно сейчас, корабль, а вернее л'хассы, не выдержат'.

Палуба 'Альбатроса' ощутимо вибрировала под ногами, что говорило — камни испытывают критическую нагрузку. Ветер дул так, что пришлось ухватиться за поручни, чтобы остаться на ногах. Нас продолжало нести на скалы.

Дрожь корабля несколько ослабла, и капитан Солетт, не надеясь на мощь своего голоса, а он у него, когда необходимо, на редкость зычный, поднес к губам ярко начищенный медный рупор.

— На кабестане! Еще два оборота вправо. Вправо, на подъем! — повторил он.

В такие минуты ошибка человека на кабестане, неправильно понявшего приказ,

можно стоит всем нам жизни.

И снова противная дрожь корабля, от которой приходилось крепко сжимать зубы. Мы все застыли в ожидании — скалы стремительно приближались.

'Представляю, как он сейчас меня в душе проклинает, — взглянул я на внешне невозмутимое лицо капитана 'Альбатроса'. — Ведь если бы мы не загрузили на его корабль так много, после пяти оборотов кабестана, он мачты бы уже о небосвод поломал, упершись в него'.

— Капитан, нам бы следовало взять четверть румба влево, — услышали мы вдруг бесстрастный голос Рианеля Брендоса. И прозвучал он не рекомендацией, ни распоряжением, не просьбой, а констатацией факта.

— Что это даст?

— Уверенность в том, что нам не суждено разбиться о скалы.

Голос капитана Солетта тоже был тверд как надвигающиеся на нас скалы, но у Брендоса они были еще и покрытыми льдом.

Признаться, в тот момент я Рианелем гордился.

— На штурвале! Четверть румба влево.