Энтони: Дорога к дракону

– Но вы же врете, получается? «Карамелум» же и так можно есть, без всякой обработки и бумажки…

Фебрик вздрогнул, посмотрел на Энтони уже по-иному – без страха, но с легкой тревогой – и проскрипел:

– Езжайте уже в свой Хофрас, молодой человек, и не вставляйте успешным людям палки в колеса. Да оглядывайтесь почаще…

С этими словами Фебрик спрятал часы в карман, подошел к пульту и потянул на себя самый большой рычаг. Трамвайчик вздрогнул и пополз прочь от Старой Кирки, унося Енота в таинственный Хофрас, который находился по другую сторону обрыва.

Пока же впереди был лишь туман – такой же непроглядный, как будущее самого Энтони.

Глава восьмая, в которой Энтони наблюдает странное представление на городской площади

Первое, на что обратил внимание Энтони, когда переправился на трамвайчике через обрыв, это то, что в окрестностях Хофраса было слишком много уродливых одноглазых птиц. Натурально, они сидели почти на каждой ветке почти каждого дерева, а деревьев в окрестностях Хофраса имелось в избытке.

Но самое интересное заключалось даже не в этом. Куда удивительней оказалось то, что, когда Энтони проходил по едва различимой тропе мимо очередного дерева, какая-нибудь из птиц – а иногда и несколько сразу – начинала на разные голоса сыпать непонятными фразами:

– …маги предсказывают, что сезон дождей начнется раньше, но готовы за умеренную плату отсрочить ливни на две недели…

– …в горах обнаружили древний амулет, который заставляет всех на лигу окрест говорить правду, во избежание распрей амулет был уничтожен…

– …скоро в Честноу пройдет состязание по метанию булавы, булаву будут метать в дом бывшего городничего…

От гомона птиц у Энтони разболелась голова, и он стал затыкать уши. Уже не в первый раз с начала своего странствия Енот ощутил чувство, которое прежде было ему совершенно чуждо, – раздражение, даже злость. Энтони вдруг захотелось схватить камень и бросить в ближайшую птаху, потом взять еще один… и еще… и опять…

Задрав голову, Енот уставился на дерево перед собой. Оно имело тонкий ствол и пышную крону, отчего Энтони тут же вспомнил о Дядюшке и представил, как тот строго говорит:

– Птиц обижать нельзя, малыш. Даже самых уродливых.

И руки, сжатые в кулаки, разжались. Злость отступила, и стало даже немного стыдно. Ну чего он правда выдумал? Камнями в кого-то бросать… Дядюшка бы точно расстроился.

Мотнув головой, Энтони ускорил шаг.

Птицы продолжали вещать, но Енот старался не обращать на них внимание и вскоре уже не разбирал слов пернатых недоразумений. Непонятные фразы слились в монотонный гул, этакие акустические помехи, которые немного вибрировали на перепонках, но не более того.

Вскоре лесок стал редеть, а на горизонте показался ухоженный Хофрас. Энтони увидел небольшую изгородь, которая окружала город со всех сторон. За изгородью бродили местные жители – кто-то возился на самодельной грядке, кто-то ехал на ишаке, кто-то – в кэбе, громыхая колесами…

У скромной калитки дежурили двое привратников, по странному стечению обстоятельств – людей, а не ящеров: сутулый доходяга и крепкий, с огромной, бритой налысо головой вояка. Завидев Энтони, они отчего-то всполошились.

– Откуда идете? – торопливо осведомился Доходяга.

– И зачем? – хмуро глядя на Енота из-под насупленных бровей, спросил Бритый.

Энтони тихо скрипнул зубами и, помедлив секунду, сказал:

– Мне только спросить.

Привратники с недоуменными лицами уставились на то, как Енот открывает калитку и, с интересом оглядываясь по сторонам, бредет по дорожке, вымощенной брусчаткой.

– Так а… что вы хотели спросить? – с надеждой уточнил Тощий. – Мы тут вообще-то следим за тем, чтобы беды снаружи внутрь города не просочились…

Энтони нехотя оглянулся и бросил:

– Не переживайте, я быстро!

Такой ответ окончательно ввел привратников в ступор, и они отстали от Енота, чему он оказался несказанно рад.

В городе уродливых рукокрылых птиц было немногим меньше, чем в лесу. Тут они сидели на крышах домов, столбах с фонарями, телегах и заборчиках, но, по крайней мере, говорили чуточку меньше.

Энтони сначала недоумевал, в чем же дело, но вскоре понял, почему они молчат, – стоило одной из птах открыть рот и завести разговор о каком-то там указе, как окно ближайшего дома открылось и в пернатое недоразумение полетел старый башмак.

После этого обиженная птица тут же взвилась вверх и, негодующе бормоча, улетела прочь.

Впрочем, в городе хватало и других голосов – куда более разборчивых, лучше поставленных, более чистых и… убедительных, что ли? Навострив уши, Энтони пошел на звук.

Указатели, стоящие вдоль мостовой, сообщали, что в том направлении находится площадь Правды.

Вот и отлично, подумал Енот и ускорил шаг.