Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

— Наверное. Тебе виднее. Я ничего не понимаю ни в продажах, ни в выставках, ни в рождественских сказках. В сущности, я обычный провинциальный халтурщик, на досуге кропавший что-то, как говорится, «для души»...

— Вот! — орет Веня. — И он такой же, покойничек наш! Большой талант, истлевший в безвестности, в повседневной погоне за куском хлеба, высокий класс!

— Ужас какой. Дамы будут сморкаться от умиления.

— Ага, в норковые носовые платки... Ты скажи лучше, как тебе мое предложение? Может быть ты все-таки предпочитаешь пожинать лавры под собственным именем? Если так, скажи сейчас, тут нечего стесняться. Я, как ты уже, наверное, понял, могу помочь тебе красиво стартовать. А дальше — по обстоятельствам.

— Погоди, — говорю, — не тараторь. Лавров я точно не хочу, я все же не суп какой-нибудь. И идея твоя мне нравится. Но и пугает немного, честно говоря. Мне надо подумать.

— Думай, — легко соглашается Веня. — Мысли, следовательно, существуй. А пока думаешь, можешь снимки печатать: в любом случае, пригодятся. Негативы-то при тебе?

Киваю.

— Ну и слава богу. Я тебя сведу с одним пряником, который уже давно ни хера не делает, а сдает в аренду свою лабораторию всем нуждающимся — на день, на два, на неделю, как договоритесь. По крайней мере, новогодние каникулы с пользой проведешь... Или у тебя другие планы?

Глава 107. Ильмаринен

... кузнец выковывает себе золотую деву, но не может с ней спать.

— Да нет, — вздыхаю, невольно прикидывая, сколь грандиозными могли бы стать мои новогодние планы, если бы Машенька, прекрасная беглянка, сладкий мой сон, добровольная пленница волшебного дома, вдруг решила бы навестить меня наяву, как в старые добрые времена.

Впервые я вынужден признать, что ее присутствия в моих снах все же недостаточно для полного счастья. Мне бы наяву ее обнять, запах вдохнуть, пальчики тонкие, один за другим, губами согреть, хоть на полчаса остаться с нею вдвоём в этой комнате, потому что я уже начал забывать значение этого дивного слова: «вдвоём». Вот и вспомнил бы, заодно... Сердце твердеет от внезапной боли: маленький, тяжкий камешек, того гляди, проломит хрупкие ребра, изорвет в клочья кожу и упадет на пол — что тогда будет со мной?

Это бунт на корабле, это восстание, почти ересь; в наказание я, сам себе инквизитор, обречен на долгую вечернюю прогулку в испанских сапогах. И поделом.

Но вслух я говорю совсем иное.

— Нет у меня никаких планов. Я вообще как-то не сообразил, что скоро каникулы наступают. Не привык жить по такому графику: у нас с Сашкой все календарные праздники были самые что ни на есть рабочие дни.

— Вот и славно, — кивает Веня. — Завтра обо всем договоримся, да? Утро вечера, и все в таком духе...

Вскоре он уходит, я остаюсь один, и сон бежит от меня, а когда, наконец, сменяет гнев на милость, я просто проваливаюсь в небытие — не черное, как принято полагать, а огненное отсутствие пространства и времени, в котором ничего не происходит.

Принято считать, что это и есть отдых.

Глава 108. Имир

Антропоморфное существо, из тела которого создан мир.

Мое утро, вопреки фольклорной аксиоме, оказалось отнюдь не «мудреней», а, напротив, много глупее предыдущего вечера. Я неприкаянно слонялся по складу, прижимая к животу сумку с тормановским наследством, пугал сотрудников потерянной улыбкой и алеющим от бессонницы взором, на все вопросы отвечал невпопад и выкурил полпачки сигарет еще до полудня, хотя, казалось бы, почти бросил уже это занятие — и вдруг на тебе!

Nikon просится в руки, требует внимания, не позволяет мне заниматься другими делами, даже погрустить толком не дает. Рвется из сумки на волю, жаждет порезвиться. К полудню я сдался, извлек этого буяна из суки, расчехлил, зарядил черно-белой пленкой.

— Ну и что мне с тобой делать? — спрашиваю.

Молчит, сверкает синеватым оком объектива. Дескать, не царское это дело — на вопросы отвечать. Сам гадай, какова моя священная воля.

— Кого снимать желаете, Ваше Величество? Натурщиков у меня — завались, только позы у них однообразные: или сутулятся над прилавками, или раком над коробками стоят. Сам недавно таким же экспонатом был, знаю... Впрочем, почему бы и нет?

Решение напрашивалось само собой. Сидеть на складе бессмысленно: будучи в помрачении ума, делами заниматься все равно не стану, следовательно, пользы не принесу, а только изведусь. Можно бы вообще все бросить и свалить до вечера, благо некому за мной приглядывать, но от безделья, опять же, изведусь. Значит, можно совершить традиционный обход торговых точек, поднять боевой дух наших околевающих на морозе кормильцев, заодно и Nikon обновить. Люди обычно любят, когда их фотографируют. Если вечером отпечатать снимки (а чем бы дитя ни тешилось, лишь бы по Машеньке снова волком не взвыло), завтра раздам им портреты. Вполне себе новогодний сюрприз, все танцуют.