— Это большая работа, — сочувственно говорит мне Дитер. — Вам придется много ездить и много... как говорят... крутиться... — нет, выкручиваться. Находить способы фотографировать людей, которые едят: это ведь не всегда просто. И я боюсь, что мы не сможем высоко оплачивать ваш труд. Мы можем компенсировать расходы на поездки, проживание, материалы и платить вам... — он мучительно краснеет, смотрит на Клару, как бы умоляя о помощи.
Та пожимает плечами и решительно подбивает бабки:
— Пятьдесят марок за одну пленку, не больше. Но получать их можно будет безотлагательно, в той валюте, которая вас устроит. В Москве, у дедушкиного представителя. Он открыл у вас какой-то бизнес. Я толком не знаю, какой, но это не важно...
Я готов броситься ей на шею, заорать: «ну конечно, не важно, важно совсем другое, совсем другое важно, красавица моя, я на все согласен, я на все готов, я мир переверну на таких условиях, и на место потом аккуратно его поставлю, если пожелаешь!» Но я, разумеется, не ору. Веду себя прилично. «Придуриваюсь», как сказал бы Торман.
— Деньги, конечно, смешные, — небрежно говорю я. — Но работа очень уж интересная. И потом... это, все-таки, мой проект. Не могу же я доверить его исполнение чужому дяде — на своей-то территории!
Сашка смотрит на меня супрематическими очами. Кажется, я не только себя удивил этой речью. Иностранцы же вздохнули с облегчением. Очевидно, пятьдесят марок за пленку по их меркам — совсем не деньги. Нелепая сумма. Я вдруг понимаю, что им было стыдно делать мне такое предложение. Что ж, повезло: русисты попались неопытные. Язык-то они выучили, словарный запас нагуляли, небось и Толстоевского наизусть вызубрили, и по Чехову рефератов написали больше, чем я съел котлет, но вот в интимных подробностях нашего бытия еще и не начали разбираться. Не понимают пока, что означает для безработного провинциального фотографа их предложение. И халва Аллаху!
— Но вам придется очень много ездить, — Стив делает мне последнее предупреждение. — Вы почти не сможете бывать дома, и у вас не будет возможности работать на своей основной работе.
— Ничего не поделаешь, — лицемерно вздыхаю я. — Всегда мечтал заниматься только искусством. Ради этого можно пойти на любые жертвы.
— Значит, ты сможешь сделать для нас русскую часть проекта? — удовлетворенно резюмирует Клара.
— Я все смогу, — мой подбородок горделиво взмывает к небу.
— Все? — ехидно встревает Торман. — А сорок дней на одной ноге простоишь?
Что за нелепая идея?! И я решаюсь быть честным, чуть ли не впервые за сегодняшний вечер.
— Нет, — говорю, — сорок дней, да на одной ноге — это вряд ли. У меня вестибулярный аппарат хреновый.
Сашка удовлетворенно кивает, как следователь, которому удалось, наконец, вывести подозреваемого на чистую воду. Иностранцы наблюдают за нами с неподдельным интересом. Решили, наверное, что это наш местный национальный обычай — на одной ноге стоять. Своего рода «тест на мужика».
Глава 37. Бхима
Я дожевывал чуть ли не пятнадцатый по счету бутерброд (переступив порог родного дома, вспомнил, что не ел больше суток и теперь истерически наверстывал упущенное). Гости соизволили допить остатки моего бренди (порции вышли почти символические), вежливо что-то поклевали и теперь с нескрываемым интересом следили за моей трапезой. Тоже мне, естествоиспытатели...
Дитер, хихикнув, что-то шепнул на ушко Кларе. Та заржала в голос, смущенно косясь на меня.
— Увидев твои работы, мы решили, что ты аскет. Теперь Дитер говорит, что твои дорожные расходы влетят нам в крупную сумму...
— Это просто шутка, — поспешно объяснил Дитер, испугавшись, очевидно, что я могу обидеться и расторгнуть нашу давешнюю договоренность.
— Ничего, — невозмутимо мычу я, не потрудившись проглотить недожеванный бутерброд. — Я действительно почти аскет. Но иногда срываюсь. Некоторые уходят в запой, а я — в зажор. Бывает такое со мной...
— «Зажор»... — оживился Стив. — Такое слово есть в русском языке?
Проникаюсь сочувствием к его лингвистической проблеме.
— Я его только что сконструировал. Смотри: слово «запой» происходит от слова «пить». От слова «жрать» такой производной нет, но я совершил насилие над родным языком, и теперь она есть.
— А, каламбур, — успокаивается Стив. — Как у Кэррола.
— Куда уж мне до Кэррола... — впрочем, сравнение мне льстит.
Глава 38. Бынаты Хицау