Энциклопедия русской пустоты

Хотелось тепла, горячего молока и слушать сказки. Ползком на локтях, Зиверс подсобрал хворост: сухие палки были какой-то инопланетной формы, со вздутыми суставами, зеленеющие, они смотрели гигантскими глазищами: всё бледнело и облетало как берёзовая шелуха, шебуршащее небо падало-падало, вот-вот и расплющит, глаза таращились из всех сторон, – но он собрал какую-то мелочь, поднёс судорожную спичку и бросил: сухая трава вспыхнула. Зиверс вцепился взглядом в пламя – и всё кидал, кидал ему подношения, не отрываясь, будто бы только он отвернётся, всё пропадёт и погибнет. Получился даже порядочный костёр – не шалашиком, а как-то вразброд: дрова горели зря, но ярко, жарко. С блаженной улыбкой, Зиверс подполз ближе и свернулся так чтобы по лицу крепче жгло: щекой вжавшись в землю, он смотрел в самое пекло и чувствовал то же, что каменный человек в своём изрисованном утёсе, уверенный, несомненно, что костёр и есть единственная реальность в этом рассыпающемся мире, – и тянул просвечивающие руки к этой беготне огней, пляске искр.

– Верно подмечено! Костёр всегда один и тот же, – раздалось прямо под ухом, как бы из земли, чуть-чуть противно дребезжа.

– Кто здвесь! – крикнул Зиверс: хотел крикнуть, но только просипел.

– Часть силы той, что всем здоровия желает.

Не отрывая уха от земли, Зиверс посмотрел левее от костра. Рядом с заревом, на мелком камешке, как бы с тросточкой, – сидел клещ.

– Ты энцффеалитный?

– О да, мой мёртвый друг. По матушке. Сам я не очень интересовался нашим происхождением, но вот родичи – настоящие фанатики. – Он вздохнул и мелко цокнул усишками. – Вы тоже хотели откусить от Корня всех вещей?

– Каккхвой ккхорень? – Язык безнадёжно немел.

– Огонь. Из него происходит солнце, луна, а из них олень. Олень ведь вас интересовал? – Клещ кивнул чуть и ухмыльнулся на костёр. – Однако, какая бесславная кончина! Только, прошу, не тряситесь, не переживайте, ваша бессмертная душа нас не интересует, нам тело, тело только нужно…

– Ттлело? Ззачччиэм?? – И ткнуться пенными губами в землю и выпучить глаза (тени бегают, тени, тени).

Клещ посмотрел как-то с щуринкой и тросточкой постучал.

– По контракту, тело вы сдаёте Мать Сыра Земле: не обязательно закапывать – это может быть и кремация. Всё дело в том, что в теле содержится золото – то есть, огонь, то есть, солнце, которое вы берёте из овощей, прогулок и круп: берёте, так сказать, в кредит… Предупреждаю сразу: умирать вы будете очень физически, очень…

– Чшушшь кааккыаая-то. Я тттвиэбе не ффэрю

– Тем лучше, – улыбнулся клещ. Затем достал какую-то козявку из кармана, насадил на трость и протянул к огню. – Из скептиков самое лучшее удобрение.

– Уддфвобрение? – Зиверс обхватил себя: в ребре что-то кололось.

– Видите ли, у нас здесь стена, шов: или – по-вашему – Урал.

– Какыыой шввов?

– Лево-право, запад-восток.

– А тттыеллла сззачем?

– А из чего горы по-вашему делаются?

Со Свиридихи вдруг покатились черепа и застучали, разбиваясь, по голове, по пальцам, по ногам – клещ хрустнул поджаренной козявкой и кивнул Зиверсу на жадно горевший огонь: оба уставились – как вечные путники.

– Срерребриннные оылллени тыоже контырракт писссали?

– У вас ведь есть семья? – не обратил внимания клещ.

Зиверс ткнулся носом в перегной, дыхание перехватило, в глаза опять полезли узоры. Он понял, где их видел: на советских коврах.

– Мыы бэы уехади, – проговорил Зиверс. – В Челябниннск, на Кывкааз.

– На Кавказе тоже наши. И в Сибири наши. Наших много. – Утерев рот платочком, клещ взял хворостинку и закурил.

– Кккылещей?

– Нет. Вообще наших. Но это неважно. Вы сейчас отравлены, последний мир сбрасываете, вам не до того: но скоро ни сына вашего, ни жены, ни городов никаких, ни времени этого смешного – не останется.

– Фвезде ббвуудддыет Фурал?

– Скорее – Земля. – Клещ уставился прямо в зрачок. – Мы поселимся у вас внутри, заберёмся вам под кожу, пролезем в ваши мысли: лес прорастёт через асфальты, города зарастут как Аркаим. А когда всё будет расчищено, и мы возожжём Корень всех вещей…

Зиверс повернул опухшее, всё в слюнях, лицо – и увидел полчище, ораву воинственных насекомых амазонок – они всё это время сидели здесь, в каждой веточке, в каждом листике, в каждой иголочке, по восемь глазок у каждой… Зиверс вертел головой как отрубленной, он рвал волосы на голове, а они были сено.

– Да, мой любезный, всё будет… – Клещ отбросил цигарку. – А теперь покорнейше прошу – нам пора. Только предупреждаю: процедура отнюдь не приятная.

Ладонь лежала прямо перед глазами: тут в ногти полезли чёрные, склизкие, усатые…

– Ау-у! Зи-и-и-и-ве-е-е-ерс! Ау-у-у-у!!

Зиверс заорал от ужаса, насекомые отступили в тень, муть, дым – появился сапог, копчёная рожа с прищуром и насмешкой, какая-то возня, хруст веток – Зиверса перевернули на спину: осталось только чёрное небо. И оно – двигалось: торчащие острые ёлки – тоже (последние крошки разума подсказали, что это не лодка, а носилки, из веток).

– А если б не костёр – я бы тебя и не заметил! Ёжик в тумане, блин. Хэ!