Кстати, при рассмотрении исключительно внешнего — автомобильного — сюжета стихотворения возникает множество безответных вопросов: кто такой этот парень, к которому обращается герой и у которого море «этих самых рублей»? Почему именно к нему? Почему, наконец, этот парень наотрез отказывается ремонтировать машину главного героя? Для ответа на эти и многие другие вопросы необходимо обратиться к указанному подтексту стихотворения.
Поскольку чиновники испортили лирическому герою судьбу, то вполне логично, что с просьбой ее исправить он обращается именно к ним. С этим связаны и многочисленные письма, которые Высоцкий направлял в высокие инстанции: например, главе Отдела пропаганды ЦК КПСС В.И. Степакову от 24.06.1968, в Министерство культуры от 09.06.1969 и будущему министру культуры П.Н. Демичеву от 17.04.1973.
Все эти письма были написаны Высоцким с целью обратить внимание властей на его травлю в печати и на запреты вокруг его имени, самой же властью и инспирированные. Высоцкий прекрасно понимал, что раз власть калечит его судьбу, то она — и только она — может и все исправить. Понимала это и власть и поэтому ничего менять в судьбе поэта не собиралась.
В свою очередь, образы барахлящей печи и заевшего стартёра или затвора, из-за чего лирический герой не может сдвинуться с места, являются вариациями мотива «лирический герой на мели»: «Плотно сел на мель я» («Моя цыганская», 1967; черновик — АР-4-37)[2557]
, «С ходом в девять узлов / Сел по горло на мель» («Баллада о брошенном корабле», 1970), «Но душа чувствительна к ударам, — лопнула, и в ней дыра. И теперь сколько ни дуй — всё в дыру, и судно на месте» (прозаический набросок «Парус», 1971), «Приходят мысли грешные от скуки на мели» («О поэтах и кликушах», 1971; черновик — АР-4-193), «Что мне песни писать, если я на мели! / Звероловы, готовьте капканы» («Мои капитаны», 1971; черновик /3; 306/), «Мои контрабандистские фелюги / Худые ребра сушат на мели» («Я не успел», 1973), «Вывози меня, Кривая, — / я на привязи!» («Две судьбы», 1977), «Я здесь — как будто на стоянке» («Мне скулы от досады сводит…», 1979; черновик /5; 554/). А в основной редакции этого стихотворения лирический герой говорит: «Хоть всёИз-за того, что лирический герой «сел на мель», он рассчитывает на помощь извне: «И я прошу моих друзья <…> Забрать его, ему, меня отсюдова!» («Про сумасшедший дом», 1965), «Двести тыщ тому, кто меня вызволит, / Ну и я, конечно, попытаюсь» («И душа, и голова, кажись, болит…», 1969), «…Или с мели сорвать меня в злости» («Баллада о брошенном корабле», 1970), «Неужели никто не придет, / Чтобы рядом лететь с белой птицей? / Неужели никто не решится? / Неужели никто не спасет?» («Романс миссис Ребус», 1973), «Спасите, спасите! О, ужас, о, ужас! / Я больше не вынырну, если нырну. / Немного проплаваю, чуть поднатужась, / Но силы покинут — и я утону» («Песня мыши», 1973), «Спасите наши души! / Мы бредим от удушья» («Спасите наши души», 1967), «Авось подъедет кто-нибудь / И вытянет?!» («Чужая колея», 1972)[2558]
, Но кто спасет нас, выручит, / Кто снимет нас с доски?!» («Гербарий», 1976), «Взвыл я, ворот разрывая: / “Вывози меня, Кривая, — / я на привязи!» («Две судьбы», 1977). Но помощи ждать ниоткуда не приходится: «И, видно, напрасно я жду ледохода. / И души надолго застряли во льдах» («Надо уйти», 1971; АР-3-54), «Напрасно жду подмоги я — / Чужая эта колея» («Чужая колея», 1972), «Я пожалел, что обречен шагать / По суше. Значит, мне не ждать подмоги — / Никто меня не бросится спасать / И не объявит шлюпочной тревоги» («Человек за бортом», 1969)[2559], «Без меня продолжался великий поход — / На меня ж парусами махнули» («Баллада о