Хотя тоска склоняет героя к самоубийству: «Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет», — он прибегает к хитрости — вместо того, чтобы самому броситься в омут, бросает туда свою тоску: «Утоплю тоску в реке» (позднее ему так же удастся избавиться от Кривой и Нелегкой, которые «от досады, с перепою
Однако в ряде случаев он и сам бросается в омут: «Нас тянет на дно, как балласты» («Марш аквалангистов», 1968), «С головою бы в омут — и сразу б / В воду спрятать концы, и молчок!» («Копошатся — а мне невдомек…», 1975; АР-2-204), «В прорубь надо да в омут, но сам, а не руки сложа!» («Снег скрипел подо мной…», 1977), «И в омут головою я» («Общаюсь с тишиной я…», 1980 /5; 586/), «Мне — хоть щас на глубину!» («Здравствуй, “Юность”!..», 1977), «Бросаюсь головою в синий омут» («Реальней сновидения и бреда…», 1977), «Упрямо я стремлюсь до дну…» (1977).
В песне «Камнем грусть висит на мне…» герой планирует утопить в омуте тоску, тянущую его к самоубийству, и поэтому говорит: «Ты меня не дождешься, пет-
174
В черновикеесть ввррант: «С^ттиля!»[2589]
. Пытается он оттянуть самоубийство и в «Песне конченого человека» (1971): «Лежу — так больше расстоянье до петли». Однако в 1972 году все же решает свести счеты с жизнью: «Билеты лишние стреляйте на ходу: / Я на публичное повешенье иду. / Иду не зрителем и не помешанным — / Иду действительно, чтоб быть повешенным, / Без палача (палач освистан) / Иду кончать самоубийством» («Свечи потушите, вырубите звук…»), и не отказывается от такого намеренья позднее: «Неужто старею? / Пойду к палачу. / Пусть вздернет на рею, / А я заплачу» («Песня о Судьбе», 1976), «…зарежусь — снимите с ножа» («Снег скрипел подо мной…», 1977). Последний мотив в одном из более ранних стихотворений был вызван «моральным похмельем» («У меня похмелье от сознания, / Будто я так много пропустил»): «Так что ты уж сделай дело доброе, / Так что ты уж сделай что-нибудь. / А не то — воткну себе под ребра я / Нож — и всё, и будет кончен путь!»76 («Ядовит и зол, ну, словно кобра я…», 1971).Высоцкий действительно совершал попытки самоубийства, в том числе при помощи ножа: «…однажды у меня в квартире Володя оставил какой-то портфель, где лежали брюки и рубашки. И сам уехал. Я ему позвонил: “Ты забыл портфель, как его лучше передать?” — “Кира, это все тебе! Рубашку, правда, я пару раз надевал, но тебе она понравится!” Оказалось, в самом деле, роскошная рубашка — розовая, джинсовая, с красивыми пуговицами. Мой щедрый друг был безумно рад, когда потом видел меня в ней. Правда, в области сердца я обнаружил… дырочку: “Володя, а что это такое?” — “Пустяки, я себя как-то пырнул!”. Впоследствии Сева Абдулов рассказал, что Володя действительно хотел покончить с собой и ножом прорвал рубашку. Тогда моя жена Ира на том месте вышила птичку»^7
.Об этой попытке самоубийства сообщает и Валерий Золотухин (дневниковая запись от 18.09.1974): «Дыховичный страхи рассказывает про Володю. Ударил себя ножом. Кое-как его Иван скрутил, отобрал нож. “Дайте мне умереть!”. Потом все время просил выпить… Никто не едет. Врач вшивать отказывается: “Он не хочет лечиться, в любое время может выпить — и смертельный исход. А мне — тюрьма”»78
.Поэтому в стихах 1970-х годов особенно часто говорилось о смерти. Это могла быть простая смерть: «Все равно я сегодня возьму да помру / На Центральной спортивной арене» («Не заманишь меня на эстрадный концерт…»), «Ну всё — решил: попью чайку да и помру — / Невмоготу свою никчемность превозмочь» («Жизнь оборвет мою водитель-ротозей»), «Пора туда, где “ни” и только “не”» («Песня конченого человека»); смерть от самоубийства: «Я от горя утоплюсь» («Песня Алисы про цифры»; АР-1-120), «Без палача (палач освистан) / Иду кончать самоубийством» («Свечи потушите…»), «А станет худо мне — / Повешусь на сосне» («Живу я в лучшем из миров…»; АР-6-174); либо насильственная смерть: «Вот поэтому и сдох, / весь изжаленный» («Отпустите мне грехи / мои тяжкие…»). Как сказано в песне