Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

Пробежали, наконец, и довольно утомительные дни наших оживленных и подвижных полевых упражнений. Мы вернулись в столицу, ожидая теперь решения своей участи. Выдержать удовлетворительно все испытания в теоретических и практических познаниях не значило еще достигнуть поставленной себе в жизни цели. Теперь конференция академии, заседая ежедневно, обсуждала каждого из нас, учитывая все наши недостатки или положительные данные. Нас распределили по общему среднему выводу из всех отметок экзаменованных, за каждую тему, за каждую практическую работу в году и полевые поездки; приняли во внимание и балл за верховую езду. Словом, все учли.

Мы ходили теперь по вечерам в академию, когда заседала конференция, ожидая с нетерпением решений нашей судьбы. Наконец, в один из таких вечеров, около полуночи, к нам вышел из конференц-залы правитель канцелярии академии полковник Плеве и раздал литографированные списки окончивших. Под девятнадцатым по списку, начиная с первого, была проведена толстая красным карандашом черта – это счастливцы, окончившие по I разряду; только они получали безусловное право на перевод в Генеральный штаб после отбытия лагерного сбора в том округе, куда каждый попадет. Ниже красной черты до следующей такой же черты – группа II разряда – они по отбытии лагерного сбора в своем округе или каком-либо другом, ближайшем, если приехали издалека, и возвращались в свои воинские части, сохраняя право на перевод в Генеральный штаб, если свой строевой службой, научными важными работами и познаниями заслужат внимание старших начальников своего военного округа, а те пожелают возбудить о таком офицере-академике соответствующее ходатайство. Наконец, в хвосте списка было отчеркнуто три фамилии (а в числе гусар-поручик Елец), считающиеся окончившими академию по III разряду – без права перевода в Генеральный штаб. Все три категории получили по этому постановлению конференции академии право ношения на груди академического значка. Кроме того, офицеры I категории получили право по представлению академии быть произведенными каждый в следующий чин по роду своего оружия. Впечатление[от] объявленного решения было огромно. Мне выпало на долю стоять четвертым по списку, так что я сохранил то же место, что и при поступлении в академию. Но… достойным и трудолюбивым из наших товарищей, оказавшимся под красной чертой, было тягостно и горько.

Мы дружески обнимались, жали им руки, стараясь убедить своих обойденных товарищей примером генерала Скобелева (да и многих других славных имен), окончивших в свое время академию Генерального штаба только по III разряду[161].

В общем, я всем пережитым за время ожидания был сильно взволнован. Вернувшись домой, я долго не мог уснуть и промучился так почти до утра.

Цель моей жизни, по-видимому, была достигнута: я получил высшее военное образование со всеми его соблазнительными правами. Однако, общее настроение у меня было невеселое. Во время полуинструментальной съемки я получил от брата Коли письмо; он сообщал в нем, что приехал навестить отца, который серьезно болен. На хуторе, кроме него,[были] еще Мама и Катя. Отец поручил ему передать мне настойчивое его желание, чтобы я не прерывал занятия в академии и не вздумал бы приезжать на хутор к нему. Отца радовали мои успехи, и он очень будет огорчен, если я прерву экзамены, и как-либо от этого пострадает успешное окончание академии. Коля и Мама с Катей присоединялись к желанию отца, причем Коля добавил, что сделано все необходимое для лечения и ухода за больным. Я нелегким сердцем я на это согласился. Но через несколько дней по окончании академии в ответ на мое письмо об этом моим родным я получил ответ от Мамы: она описывала болезнь и смерть отца, боязнь его мне повредить перерывом выпускных экзаменов и просьбу отца скрыть до времени от меня его смерть.