Перспективы на 1976-й казались еще более светлыми. Теперь «312TS» — благодаря бесконечным манипуляциям Форгьери могли похвастать 500 лошадиными силами, что было практически на 20 л. с. больше, чем у самых идеально настроенных «Cosworth». И хотя «Ferrari» были слегка тяжелее болидов соперников, их отличал покладистый нрав, и в твердых руках хладнокровного Лауды они оказывались более чем способными перебороть своих сильнейших конкурентов. Вдобавок Эмерсон Фиттипальди, самый стабильный пилот из действующих и двукратный чемпион мира, покинул McLaren, чтобы основать свою собственную команду, которую финансировал бразильский кофейный картель. На смену ему пришел Джеймс Хант, английский гонщик с замашками нахального школьника. К тому времени он уже избавился от своего прозвища «Hunt the Shunt» («shunt» — авария), заработанного в начале карьеры, и готовился стать пилотом мирового уровня за рулем нового «McLaren M23». Единственным негативным аспектом предстоящего сезона стал уход ди Монтедземоло. Этот человек, оказывавший стабилизирующее воздействие на всю организацию, вернулся в состав топ-менеджмента Fiat (однако он и далее будет активно вовлечен в работу предприятия Феррари), и на его место пришел высокий и учтивый джентльмен по имени Даниэле Аудетто, экс-менеджер раллийной команды Lancia и еще один человек, имевший тесные связи с династией Аньелли. Как и ди Монтедземоло, Аудетто выступал в роли официального делегата Fiat, хотя его управленческий стиль был более небрежным и лучше подходил внутриполитической атмосфере интриг завода, чем стиль предшественника.
Между Аудетто и Лаудой произошло столкновение стилей. Если первый вел светскую жизнь, наслаждаясь гламуром Формулы-1, то стиль жизни Лауды по ходу гоночных сезонов отличался почти что монашеским аскетизмом. Лауда считал новичка команды легкомысленным и неорганизованным человеком в сравнении с ди Монтедземоло. Это едва ли было так на самом деле, но разногласия между двумя мужчинами вскоре разрушат тот идеальный баланс, который ди Монтедземоло пытался создать в Маранелло, и отправят всю конюшню в очередное затяжное пике.
Прямоту и откровенность ди Монтедземоло заменят осторожные доклады Аудетто и его манеры человека, искушенного по части дворцовых интриг. Феррари вновь начнет погружаться в пучину самообмана, утверждая, что любой способен одерживать победы на его болидах и что Лауда с Регаццони — лишь две капли в бездонном море талантливых пилотов, способных добиваться поставленных задач. Эти лицемерные доводы эхом начнет повторять итальянская пресса, которую Лауда очень быстро избаловал своей блестящей работой в предыдущем сезоне, из-за чего она станет ожидать от него победы в каждой гонке. Пресса, словно попугай, будет повторять мнения Старика, а он в свою очередь будет лишь укрепляться в своих предубеждениях, читая то, что она пишет — такой вот странный замкнутый круг самообмана. Он служил своего рода уравновешивающим психологическим компонентом, устраивавшим всех лишь до той поры, пока команда не начинала испытывать трудности: в этот момент пресса превращалась в горластую старую каргу, шумную, сквернословящую женщину, поносящую своего мужа за потерю работы. Было очевидно, что в отсутствие ди Монтедземоло, способного сделать всем присутствующим инъекцию реальности, ход мыслей Феррари вновь пойдет не в том направлении.
Все началось довольно неплохо, Лауда выиграл бразильский Гран-при в Интерлагосе, а затем стал первым и в Южной Африке. Регаццони набрал отличную форму к этапу в Лонг-Бич и сумел опередить там Лауду, хотя к тому времени уже было ясно, что только у Ханта и его нового «McLaren» есть хороший шанс помешать Лауде взять второй подряд чемпионский титул.
В конце апреля Лауда на несколько дней возвратился в свой новый дом в Хофе, растянувшийся вдоль берега озера в окрестностях Зальцбурга, чтобы немного расслабиться перед предстоящим Гран-при Испании в Хараме. Разъезжая на тяжеловесном садовом мини-тракторе по своим владениям, Лауда не справился с управлением, и машина опрокинулась, придавив его своим весом и сломав два ребра. Несколько дней спустя Ники отважно пилотировал свой болид в гонке и уступил Ханту лишь тогда, когда боль в груди стала невыносимой. Было ясно, что Ники Лауда — человек невероятной выносливости и крепости духа, наделенный колоссальной целеустремленностью, но в Маранелло это не оценили. Верхушка иерархии конюшни указала ему, что подобные диверсии, вроде езды на тракторе, абсолютно неприемлемы по ходу гоночного сезона.