Эоган О'Салливан

   - Видишь ли, - прошептал ей на ухо Эоган, - я с детства обладаю двойным зрением, то есть вижу оба мира - как видимый, так и плохо видимый. В бытность мою грудным младенцем наш клан был изгнан со своей земли и во время переселения как-то остановился на отдых возле Холма Фемен, который является излюбленным прибежищем Малого Народца, - ты понимаешь, о ком я? Меня отложили в сторонку, завёрнутого в плед, и, конечно, забыли. Но отойдя мили на три, они всё же хватились меня и вернулись. Я крепко спал там же, где меня оставили, и с виду всё было в порядке. Тем не менее, кое-кто из Доброго Народца успел побывать возле меня и наделил меня даром двойного зрения. В то время был я некрещён, а после крещение уже не помогло. С тех пор и всегда обитателей скал и холмов я видел так же отчётливо, как и жителей здешних усадеб и ферм, ты следишь за нитью моего повествования?

   Мисс Свитхарт следила за ней, не дыша.

   - Я нахожусь под покровительством Малого Народца, душа моя, и двойное зрение - плата за это, и если ты сейчас взглянешь мне через плечо, ты увидишь, как первая жена мистера Даниэла стоит между ним и его второй женой и грозит ей кулаком.

   Лили чуть не упала в обморок и немедля отклонила это любезное предложение.

   - Я давно уж замечал, - светски продолжал Эоган, - что последние два месяца она кружит неподалёку в виде большой серой птицы. А вот сейчас она вылезла из дымохода в своём обычном обличье, и, вообще говоря, я её понимаю: кому же понравится, что её дорогому ребёнку, которого она родила с таким трудом, что даже умерла во время родов, то забывают иной раз подвязать слюнявчик, то, наоборот, вдруг навязывают мачеху, да ещё с таким кривым носом!.. Мистеру Даниэлу стоило дождаться конца года, когда первая жена покинет наши места, а теперь бедняга попал в неловкое положение. И знаешь, если ты взглянешь сейчас мне через плечо, ты увидишь ещё кое-что забавное...

   Больше Лили не отходила от Эогана ни на шаг. Посмотреть ему через плечо она, понятно, не решалась, но приклонить голову к этому плечу была не прочь. Через пять минут, уединившись с ней в какой-то роскошной гостиной, Эоган уверял, что опасности нет ровным счётом никакой, она же упрашивала его посмотреть туда и сюда, и при этом сама смотрела на него со всё возрастающим интересом. Через десять минут он позволил ей звать его просто Эоганом, а через двадцать она в упоении искажала его имя, шепча "Оуэн, Оуэн". Лиха беда начало. "Никогда в жизни мне ещё не случалось выдумывать такое фуфло. Откуда только я это взял?" - думал Эоган, слушая английский вариант своего многострадального имени. Лили собственными руками расстёгивала на нём жилет и развязывала завязки его рубашки, предвкушая соприкосновение с потусторонним миром, сам же Эоган не скромничал и сразу расстегнул штаны, чтобы сделать для неё это соприкосновение более запоминающимся. Он всегда считал, что первое, что сразу следует расстёгивать в таких случаях - это штаны, а остальное - как получится. Кружева... А, впрочем, что там вспоминать о кружевах. С того свадебного вечера Эогана больше не томила неизвестность на предмет того, что скрывалось под этими кружевами, и будет об этом.

   После упомянутой ночи древнегреческий отчего-то пошёл с большой лёгкостью. Никогда прежде в Ирландии древнегреческий ни у кого не шёл с такой лёгкостью, как у Эогана с мисс Свитхарт, и не прошло и шести месяцев, как результаты этого были налицо. Эогана это нимало не смутило, как и вообще его мало смущало что бы то ни было, и менее всего - естественный порядок вещей и явлений. В глубине души он счёл, что ему наконец-то удалось создать что-то приличное. Мистер Свитхарт, эсквайр, однако, отнюдь не считал всё это чем-то приличным. Поразительная бедность Эогана, в которой было даже что-то вызывающее, и его сомнительное происхождение, относящее его к древним королям Мюнстера, подлили масла в огонь.

   Стояло прекрасное утро дня святого Валентина, покровителя всех влюблённых, когда Эоган выпрыгнул в окно, убегая от разъярённого мистера Свитхарта, вооружённого всамделишным ружьём.

   От Хэмптон-холла до казарм в порту было около полумили, и Эоган пометался немного по городу, спасаясь от погони, но так как мистер Свитхарт с ружьём по-прежнему не отставал и только что не наступал на пятки, Эоган счёл, что самым благоразумным, в духе древних философов, будет ретироваться за высокие ворота казармы и спокойно обдумать создавшуюся ситуацию. Там он понял, что присоединиться к занимающему казармы полку - его единственная перспектива (мистер Свитхарт, эсквайр, караулил за воротами), так что Эоган вздохнул о Лили и призвал на помощь древнегреческую мудрость, гласящую, что все вещи расходятся врозь.

   Вербовщик подозрительно осмотрел Эогана перед тем, как записать его в список; при беглом осмотре хлипким тот не выглядел и был даже хорош собой. Хорош собой он был, правда, недолго, - ровно до тех пор, пока ему не разбили голову и не подбили глаз во дворе казармы. После этого он обрёл обычный вид рядового армии его величества и приступил к несению службы.

* * *