Эоган О'Салливан

   Эоган лежал ночью на нарах в приступе отчаянного патриотизма и думал: "Будь у меня между ушами мозги, я бы давно дезертировал. Добрался бы как-нибудь до Слиав Луахра, и день был бы без дождя, и я зашёл бы в таверну у Лох-Килле. И там мне попалась бы сразу при входе девушка с волосами цвета мёда и глазами, как тёмный янтарь, и я наплёл бы ей с три короба историй о неодолимой силе любви. Я рассказал бы ей историю любви Грайне к Диармайду и историю любви Дейрдре к Найси, которых никогда не было на свете, и всё же для всякой девушки они куда реальнее, чем, к примеру, Эоган О'Салливан. Но так или иначе, я как-нибудь убедил бы её, что я лишь немногим хуже Диармайда и Найси, и тут мы уединились бы в уголке. А к вечеру народ собрался бы со всей округи послушать мои армейские байки, мне бы поднесли кружку, потом другую, ближе к ночи как пить дать ввалились бы какие-нибудь парни из Килларни, которые не прочь почесать кулаки, и пошла бы драка на совесть. Мне подбили бы глаз..."

   На этом месте он протянул руку к нарам Маллигана. "Эй, Падди, сделай милость, подбей мне глаз. У меня поэтического воображения не хватает", - попросил Эоган, но рука его повисла в темноте. С тех пор, как Падди Маллигана разорвало ядром в двух шагах от их окопа, идеи, возникавшие у Эогана, не находили больше отклика на соседних нарах. Эогану следовало бы помнить о том, куда делся Падди, но он как-то умудрялся забывать об этом к ночи, что, наверное, не слишком льстило Маллигану. "Уж если кто помер, - рассуждал, видимо, Падди, - так ты и относись к тому как к покойнику". Тогда Падди с зелёным лицом стал появляться иногда у походной постели Эогана и играть на скрипочке, хотя при жизни играть на скрипке не умел. Эоган умолял его убраться подальше, но снаружи за окном шумели сосны Нового Света, этот шум превращался в игру Маллигана на скрипке, Падди вырисовывался в темноте, вытягивал откуда-то из уха смычок и начинал мерно покачиваться взад-вперёд, и с этим ничего нельзя было поделать. Тогда Эоган стал изображать, что на него нападает при виде Маллигана жуткая трясучка; тот удовлетворился этим и отстал от него.

* * *

   Полк Эогана так давно стоял на подступах к Бостону, что все уже как-то обжились в невзрачном городке с названием Итака, что между Вальгаллой и Авалоном, штат Массачусетс. Каждую ночь все британские силы в полном составе пробирались на соседнюю ферму к Дурнушке Салли, которая, если гость казался ей достаточно благонадёжным, могла налить самогона из-под полы из грязной бутыли в собственную кружку посетителя. Поскольку Салли по понятным причинам не хотела привлекать внимания клиентов к чистоте посудины и к количеству наливаемого спиртного, торговля этой амброзией шла почти в полной темноте, при свете коптилки, которая коптила сильнее, чем какая-либо другая. И в этой темноте, ожидая с нетерпением, когда подойдёт его очередь, Эоган не сразу разобрал, что прямо перед ним в очереди стоит Мак Кенна, с сомнением разглядывая дрянное пойло. Мак Кенна, благослови его Бог и храни его святой Патрик! Тот самый Мак Кенна, который раз и навсегда дал Эогану понятие об осаде Трои, об изгнании сыновей Уснеха и о том, как хорошо бывает поспать, отбившись от назойливых учеников. Мак Кенна, который учил Эогана никогда не ссылаться на его имя в графствах Корк, Керри и Клэр, да избегать и Майо, ибо там его имя знают хорошо, а потому бить будут долго. Эоган же всегда называл его своим учителем и запросто ссылался на него в графствах Корк, Керри и Клэр, и в графстве Майо, когда ему охота бывала подраться. Теперь Эоган рассмотрел нашивки на мундире Мак Кенны, его месяцами не чищеное ружьё, и сердце его сжалось. Он занёс было руку, чтобы тронуть его за плечо, но быстро спрятал её за спину. Эоган был человеком чутким и с тонкой душой. Он не нашёл в себе сил обратить на себя внимание Мак Кенны, увидев его при обстоятельствах столь паскудных. Что могут сказать друг другу двое ирландцев, встретившихся под Бостоном в составе английского экспедиционного корпуса? Поэтому можно считать, что Эоган так и не встречался с Мак Кенной с тех самых пор, как простился с ним в юности на Слиав Луахра.

* * *

   Во французской по происхождению деревушке Валери, которую английские войска проходили быстрым походным маршем, им попался католический священник, и весь батальон Эогана тут же отстал от основных сил, чтобы исповедаться. Святой отец не стал отпирать ради этого случая церковь, а принял у них исповедь прямо на крылечке часовни, вокруг которой гуляли крупного размера куры и постукивали носами в запертую дверь, как будто тоже хотели проникнуть в Царство Божие. В составе батальона было четыре роты, особо рассусоливать не приходилось, и каждый собрался с мыслями, чтобы выразить всю степень своего падения предельно кратко.