Эоловы арфы

Энгельсу не лежалось спокойно, он снова лег на бок, оперся на локоть.

— Поскольку философия — это духовная конденсация своего времени, живая душа культуры, то рано или поздно наступает момент, когда она не только внутренне, то есть по содержанию, но и внешне, по своему проявлению, вступает в контакт и во взаимодействие с реальным миром современности.

— И вот этот момент наступил? — тихо спросил Освальд.

— Да! — решительно сказал Энгельс. — Ныне философия стала мирской, а мир философским. Ныне философия проникает в сердца современников, в обуревающие эти сердца чувства любви и ненависти.

— И именно поэтому вы здесь?

— Именно поэтому.

Они помолчали. Каждый, видимо, думал о своем. Минут через пять Освальд вдруг спросил:

— А вы не боитесь смерти? Вы думаете о ней?

— Ни один человек, если он не тупица, не может не думать о смерти, ответил Энгельс, но ему не хотелось затевать новый серьезный разговор: после трудного дня клонило в сон, и он решил закончить дело шуткой: — Но, как сказал один философ, пока есть я, нет смерти, а когда она придет, меня не будет, — так что мы с ней никогда не встретимся.

— Прекрасная концепция! — воскликнул Освальд, поняв желание собеседника закончить на этом разговор и уснуть. — Ну, покойной ночи.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

22 июня, как только взошло солнце, вместе с батальоном Освальда Энгельс отправился в Брухзаль. Там он наконец-то нашел своих.

В Брухзаль прибывали все новые и новые силы, вскоре здесь сконцентрировались вся пфальцская армия и некоторые части баденской. Неизвестно зачем в Брухзале появились и члены правительства Пфальца. Как они своим присутствием могли помочь делу, неизвестно, ибо деятельной и полезной фигурой среди них был, пожалуй, лишь один Д'Эстер, встреча с которым очень обрадовала Энгельса. Д'Эстер и член временного правительства Бадена молодой журналист Амандус Гёгг — Энгельс помнил его по правительственному обеду в Карлсруэ — были единственными гражданскими чиновниками, которые старались наладить снабжение войск, обеспечить всех жильем, внести организацию и порядок в разного рода текущие дела. Именно при их содействии Энгельсу удалось получить дополнительные боеприпасы, поступившие из Карлсруэ.

Вечером этого же дня отряд Виллиха вместе с отрядом под командованием вновь назначенного на боевую должность Фридриха Аннеке выступил из Брухзаля дальше на север, чтобы первым встретить неприятеля, нависавшего с обоих флангов.

Когда уже начало смеркаться, отряды расстались: Аннеке продолжал движение на север, а Виллих свернул направо, чтобы прикрывать правый фланг со стороны гор.

Ночь в отряде Виллиха прошла спокойно, а утром двадцать третьего от Аннеке прискакал всадник и передал записку, в которой говорилось, что враг приближается и решено отступать.

— Как? С какой стати? — взревел Виллих, прочитав записку. — Они что же, думают в игрушки играть! Коня мне!

— Я с тобой, — сказал Энгельс.

— Нет, останься здесь. Я вернусь скоро. Готовь отряд к выступлению.

Виллих возвратился на взмыленном коне часа через полтора таким же злым и негодующим, каким уезжал.

— Ну как? — тревожно спросил Энгельс.

— Мне пришлось уговаривать Аннеке принять сражение! — клокотал Виллих. — Я сам выбрал им позиции для орудий. Они согласились только после того, как я клятвенно заверил их, что наш отряд через час будет рядом с ними. Мы можем выступить немедленно?

— Можем, — сказал Энгельс. — Но, кажется, не придется…

— Что такое?

— В твое отсутствие офицер связи доставил из главной квартиры приказ начальника штаба нашей армии…

— Техова? — нетерпеливо перебил Виллих.

— Техова. Он сообщает, что основные силы пфальцской армии направляются на север на помощь Мерославскому, которому грозит окружение в широкой излучине Неккара. Завтра Шнайде и Техов должны соединиться с баденцами.

— Ну, ну! — еще нетерпеливее вырвалось у Виллиха.

— А нам предписывается немедленно двинуть на северо-восток, в горы, и там ждать дальнейших распоряжений.

Виллих спрыгнул с лошади, взял из рук Энгельса приказ, начал было читать его сам, но тут же вернул: он знал, что слова адъютанта не нуждаются в проверке.

Что ж, придется послать Аннеке соответствующее донесение о полученном приказе, предоставить ему свободу действий, а самим немедленно идти на Оденгейм.

Так и сделали. Дорога до Оденгейма заняла часа два. Когда деревня показалась вдали, Виллих послал несколько баденских кавалеристов, приданных для связи, в объезд налево, чтобы разведать, нет ли там пруссаков, а отряд, несколько замедлив темп, продолжал движение.

Беспрепятственно вошли в деревню. Все было тихо. Из домов стали осторожно появляться жители. На площади у ратуши Виллих остановил отряд. Вскоре пришел бургомистр, крепкий, чуть седоватый старик лет шестидесяти. То негодуя, то заискивающе улыбаясь, он рассказал, что вчера вечером в деревне побывали прусские гусары. Они реквизировали у населения фураж, но не увезли его, а заперли в сарае и, строго-настрого запретив прикасаться к нему, сказали, что приедут за ним сегодня.